Вроде бы начал согреваться, подремлю, пока до вонючей ветки доеду. Там-то я точно поем, если и не угостит никто, всегда можно самому еду найти. Некоторым людям слово «вонючая» совсем не нравится, типа слишком уж оно не литературно звучит. Ну ладно, так уж и быть, буду употреблять ее привычное название – Кольцевая. Впрочем, тем, кто регулярно по ней ездит, и так понятно, почему я ее называю вонючей, они и сами так говорят.
Я еще и буковки понимаю, не все, но некоторые помню. Не все же я забыл из своей прошлой жизни.
Да, был я в прошлой жизни человеком, нормальным таким человеком, все у меня было: и дом, и должность. Эх, согреться бы для начала, я бы вам такую историю рассказал о своей прошлой жизни, печальную и познавательную.
Если вам когда-нибудь скажут, что переселения душ не существует, – не верьте. Есть все это. Есть. Правда, происходит все не так, как у индусов в их книгах написано, и не так, как люди себе представляют. Как? Я не могу рассказать. Сам не помню, как все происходило. Но факт остается фактом, был человеком, чиновником, а стал собакой бездомной. Ну, почти бездомной.
А главное…
Это…
Я же всегда знал, что помру, и потом уже перед концом стал просить у них там, наверху, чтобы меня котом сделали, пушистым и домашним. Пушистым – чтобы всегда тепло было, а домашним – чтобы кормили всегда, как положено. Но кто-то в небесной канцелярии напутал, и вот оказался я здесь же, на земле, но совсем не так, как хотелось бы.
А как хорошо сейчас коту домашнему! Лежишь себе на теплой батарее. Внизу, под брюхом, что-то нежно булькает, как будто хозяйка рыбный супчик варит. В комнате темно и тихо. Мышь не шелохнется. Только хозяйка изредка похрапывает, я бы хотел немолодую и интеллигентную, молодые – они все дерганые какие-то, нервные, а я бы этого не любил. На кухне миски полные с мясом и молоком, выбирайте, Василий, на свой вкус, что пожелаете. Эх! Была бы жизнь! А тут…
Ага. На этой станции всегда одни и те же люди садятся. Я с ними уже несколько месяцев изо дня в день в одном вагоне катаюсь. Вот и сейчас они тут как тут.
Человек в белой шапочке, похожей на гондон. Он всегда первым в вагон заходит. И лицо у него такое красное, гладкое, круглое. Глаза маленькие, взгляд цепкий, колючий, как у работника прокуратуры. Впрочем, кто же знает, возможно, он и был в прошлой жизни следователем или просто стукачом. Этот держится особенно надменно. Даже если кто-нибудь просто приближается к нему по ходу движения поезда, он окатывает его таким ледяным взглядом, что какое-либо дальнейшее общение становится невозможным.
Женщина в розовой кофточке, похожая на корову. У нее румяное лицо с большими, ничего не выражающими глазами. Мне кажется, они всегда были слегка мутными, как бы затянутыми полупрозрачной пленкой. Может, это катаракта, и она смотрит на окружающий ее мир как бы из-за стекла?
Она, как всегда, неспешно усаживается на сиденье, достает из хозяйственной сумки жестяную банку недорогого джин-тоника и осматривается. Нет ли здесь кого-нибудь, кто может помешать ей наслаждаться этим напитком? Потом тихонько, почти без обычного в таких случаях шипения открывает банку и делает маленький глоток. Потом еще и еще. По мере того как поезд набирает ход, кожа на ее лице краснеет, глазки наливаются кровью и начинают грозно сверкать в предутреннем полумраке. Осанка ее, поза приобретают весьма грозный, агрессивный вид. В такие моменты не стоит привлекать ее внимание. Можно огрести оплеуху-другую. Впрочем, публика вокруг весьма равнодушна к любым проявлениям человеческих эмоций, и эта розовокофточная женщина продолжает свое путешествие без каких-либо происшествий.
Наискосок от нее через проход уселся лысый мужчина с роскошными седеющими усами, неизменно жующий семечки. О том, что он лысый, я узнал не сразу, так как все время, даже в вагоне, он остается в вязаной шапочке. Только один раз он снял ее, и я увидел его лысину. Семечки он достает откуда-то из-за пазухи и всю дорогу держит в ладони целую пригоршню. Он неторопливо щелкает их и медленно пережевывает, видимо, стараясь таким образом сократить время в пути. Он вроде бы оставлял приятное впечатление, но вот это его действо с семечками вызывает у меня одно только раздражение.
Во-первых, запах еды и даже семечек привлекает мое внимание.
Во-вторых, я вот все думаю, как же может здоровый с виду мужчина так бездарно тратить свое время. Похоже, он к этому давно уже привык и уже не сможет выйти из этого состояния и вернуться к нормальной человеческой жизни.
Читать дальше