Сергей Садовничий - Портреты иносказательных женщин

«ВЕРА» (часть первая)

Детство

Детство было обычным, не выходящим за рамки общепринятых норм. Радостные улыбки и кислые сопли, безграничные мечты и ограниченные страхи, безгрешные мысли и греховные смыслы. Один лишь раз кто-то наступил на меня, оставив свой след навсегда. Не помню, сколько тогда мне было лет, кажется, пять или шесть. Первый раз в своей маленькой жизни я задумался о смерти, и постижение закона мироздания стало для меня весьма болезненным. Видимо, потому, что я всегда был очень чувствительным ребенком.

Одним прекрасным зимним вечером я понял, что должен умереть. Мне стало невыносимо жаль себя. Меня не пугали атрибуты смерти: гроб, кружевные салфетки, компот, кутья, скорбящие близкие и все такое прочее. С этим понятно – детский пугающий интерес. Страшнее всего было то, что не станет именно меня. Я никак не мог принять это как данность.

Своим наивным детским умишком я понял, что моя жизнь лишь маленькая частичка в круговороте вселенной и что я умру, а жизнь будет жить. Это были по-детски эгоистичные, обидные и страшные мысли. Еще совсем юным воображением я рисовал картину собственных похорон. Я плакал. Но плакал уже по-взрослому, не навзрыд, а тихо, глотая соленую воду безысходности.

Так и заснул я тогда, сжав в кулачках обреченную гордость. Гордость маленького человека, которому лукаво подмигнула смерть.

Дальше все происходило намного прозаичней.

Я взрослел.

Дождь

Просыпаюсь. Сон медленно выпускает меня из своих крепких объятий. Играю веками, слегка приоткрывая их так, чтобы появлялись лишь очертания окружающей реальности. Реальность плавает в красно-желто-белых разводах – вычуры света в возникнувших щелках. Мое угловатое детское тело тонет в мягкой перине, голова – в огромной подушке. У изголовья большое окно, за которым стоит разгоревшееся лето. Пение птиц. Шелест листвы. Зеленые серьги берез касаются оконного стекла. Сквозь открытую перетянутую сеткой форточку с улицы доносится чистая летняя прохлада. Сегодня, верно, будет не слишком жарко. Блаженство. Люблю поспать до самого полудня. Когда тело уже начинает затекать и в пустом животе слышится урчание. В школу вставать не надо – каникулы, и я очередное свое лето провожу здесь. Потягиваюсь. Улыбаюсь. Шевелю пальцами ног, что выглядывают из-под пухового одеяла. Я сплю в кабинете у деда. Тут моя глубокая кровать, дубовый письменный стол, за которым он работает и забитые книгами стеллажи. Иногда я с удовольствием читаю здесь классику приключенческой литературы.

Наконец я окончательно вступил в действительность. Спустил босые ноги на щербатый паркет, покрытый темно-коричневым лаком. Открыл дверь. Вышел в коридор, шлепая босыми ногами о глянцевитое дерево. Квартира достаточно старая, четырехкомнатная и просторная, с высоченными потолками. Помню, необычный запах старинной мебели, стен, который особенно остро чувствовался при открывании кладовок и встроенных в стену шкафов (не было тогда лучше места для игры в прятки). Один лишь раз, в годы уже взрослой жизни, я снова обонял что-то похожее в одном чужом доме. Я тогда долго простоял на одном месте, воссоздавая в памяти детские свои ощущения.

Подхожу к кухне. С каждым шагом все сильнее пахнет свежеиспеченными пирогами: это бабушка уже приготовила для меня великолепные яства.

– Ммм, какая вкуснятина, – говорю я, разглядывая стоящие на столе пироги, – доброе утро, бабуля. Достаю из холодильника ядреный бледно-желтый квас и с жадностью утоляю утреннюю жажду.

– Что проснулся, мой дорогой? Давай, умывайся и садись-ка кушать, – говорит моя бабушка, теплая и близкая. Она участвовала в Великой Отечественной войне, была дважды ранена. Рассказывала о пережитом очень мало и всегда сквозь слезы. Дед по возрасту на войну попасть не успел.

Пироги – шедевр кулинарного искусства. Больше такого я никогда не ел и вряд ли поем. Я променял бы на них любые деликатесы. Ватрушка – ширится кругом с румяными краями и нежным, рассыпчатым, сладким на вкус творогом, а в середине – неизменно светло-желтым абстрактным солнцем растеклось сливочное масло. Пирог с вишней – тоже румяный, и алая вишня повсюду проглядывается сквозь густо-молочную пелену сливочного, заливающего ее всю крема, словно россыпь рубинов в снегу. Когда откусываешь смачный кусок, то на губах обязательно останется кремовый след, чтобы потом быть по-кошачьи слизанным. Бабушка прекрасно готовит, печет пироги с любой начинкой. С картофелем, мясом, капустой, вареным яйцом, с рыбой, с яблоками, вишней, клубникой, смородиной. И всегда это выходит у нее превосходно, с любовью. Я рад, что мне посчастливилось быть внуком.