Сергей Ленин - Профи высший класс. Светлана Булкина

От переохлаждения на морозе Клаусу в нахлынувших галлюцинациях начинало казаться, что зимние бабочки, покинув свои укрытия, вместе со снежинками кружились в волшебном и замысловатом танце, заполняя собой весь окружающий мир, наполняя его гармонией вечного покоя. Немецкий мальчишка-солдат переставал ощущать окружающий мир. Толстые стекла его очков заиндевели, покрывшись причудливыми узорами инея, которые сказочный художник-мороз оставлял на любом стекле, попавшем к нему в плен.

От удара ножом в сердце Клаус всхлипнул и начал медленно сползать в сугроб. Он на мгновение увидел перед собой лицо Ивана Зыкова – русского разведчика, вынырнувшего как из-под земли и лишившего его жизни, освободив от обязанности выполнять распоряжение кровавого фюрера. Два мальчишки – русский и немецкий – еще несколько секунд смотрели друг другу в глаза. Потом Клаус начал угасать. Перед его взором медленно порхали крохотные бабочки – это его умершие в младенчестве маленькие братишка и сестренки из Мюнхена, где осталась его семья. Потом вдруг появилась яркая и огромная мадагаскарская бабочка – урания. Помахав крыльями, она стала превращаться в любимую бабушку Клауса Марту.

– Бабушка, милая бабушка Марта, не уходи. Побудь со мной. Мне больно. Мне очень больно, – стонал Клаус.

Но бабушка Марта, грустно улыбаясь, растаяла в надвигающейся темноте. Потом хоровод бабочек – душ умерших родственников древнего рода Клауса: вельмож, герцогов, дворян, придворных, ученых и военных – закружил свой вихрь и, подхватив молодую душу Клауса, понес ее на небеса.

Иван, перешагнув тело поверженного им вражеского солдата, звериным прыжком подлетел к немецкому блиндажу. Открыв дверь, он зашвырнул туда две гранаты. Одну за другой. Фрицы не ожидали такого удара. Блиндаж был настолько крепким, что его не мог взять ни пушечный выстрел, ни фугасный снаряд или бомба. Но это со стороны противника, а вот со своего тыла… Недосмотрели фашисты и поплатились. Внутри сдетонировали заряды. Весь штаб вместе с немецким командованием был уничтожен сибирским мальчишкой – сыном полка, потомственным таежным охотником.

И уже совсем другой рой ядовитых бабочек – златогузок, медведиц и других черных и мерзких тварей понесся уже в горнила ада вместе с душами фашистов, чьи кровожадные тела присутствовали на фронтовом военном совете. Взрывной волной нашего разведчика отбросило лицом в глубокий сугроб.

От контузии в висках стучали стальные молотки. Сирена пикирующего бомбардировщика заполнила все его сознание. Иван уже не чувствовал, как его тело прошила фашистская автоматная очередь. А прозевавшая русского разведчика элитная эшелонированная охрана разряжала свои автоматные рожки в спину лежащего в сугробе молодого солдата. Когда звериная злость немного спала, немцы развернули изрешеченное тело бойца и обомлели.

На снегу лежал растерзанный пулями тринадцатилетний мальчишка. Его белый маскировочный халат от крови стал алым. Его губы улыбались, а широко раскрытые голубые глаза смотрели в небесную высь.

Ивану виделось, как его дед Федот из своего укрытия задает работу снайперской винтовке, косит фрицев. Как деда накрывает вражеская мина, как замолкает старый сибирский снайпер… Как отец Георгий, раненый и оглохший от контузии, озверевший от праведной ярости к врагу, из противотанковой пушки прямой наводкой крушит немецкие танки один за другим. Как вступает в неравный рукопашный бой, как погибает…

Вдруг с неба к Ивану спускается самая красивая в мире бабочка – парусник королевы Александры. Она начинает мягко улыбаться, касаясь крыльями лица молодого воина.

– Иванушка, мой любимый, – слышится голос мамы. – Я так скучала по тебе, мой дорогой сыночек. Теперь мы с тобой будем всегда вместе. И никто и ничто уже никогда не сможет нас разлучить.

– Мама, мамочка, моя родная. Прости меня, за то, что я не смог уберечь тебя. Тебе бы жира да сала медвежьего, тогда и воспаление легких и все осложнения могли бы отступить. И ты бы осталась жить. Но я не смог, не сумел, не успел. Прости меня, моя милая мамочка. Я так ругаю себя за это, не успе-е-ел, – прошептал Иван и заплакал.

– Не плачь, мой сыночек, ведь ты уже большой. Вон какой ты сильный и красивый, – успокаивала сына мать.