Лариса Джейкман - Последняя жертва Евы

И тут Еве на помощь пришла спасительная мысль. Она ухватила свой зонтик «Три слона», изловчилась и изо всей силы нанесла два удара куда-то в область головы неудачливого негодяя. Он вдруг хрипло крякнул, обмяк и повалился наземь, хватаясь за полы Евиного плаща, как бы таща ее за собой.

Ева вырвалась, переступила через плохо различимую в темноте груду, которой являлось тело ее насильника и помчалась прочь из подворотни. Выбежав на улицу, она кое-как с трудом продралась через заросли кустарника и, перебежав на другую сторону улицы, помчалась в направлении к дому. Она уже завернула за угол и прошла почти квартал, когда услышала звук милицейской сирены. Инстинктивно выпрямившись, она сбавила скорость и уже не бежала, а спокойно шла по улице, когда милицейский уазик нагнал ее и остановился.

«Девушка, можно вас на минуточку», – проговорил молодой милиционер, выходя из машины. Ева остановилась и воззрилась на него слегка удивленно, хотя ее всю трясло, как в лихорадке.

«Скажите, вы с привокзальной идете?» – спросил он на удивление вежливо.

«Да, я проехала свою остановку, а что?»

«А как вы шли от площади, по какой стороне улицы?»

«Сначала по правой. Потом вспомнила, что там перекопано и на первом же светофоре перешла налево. Мне ведь и здесь налево, так что так удобнее».

«Вы не видели по дороге ничего подозрительного буквально минут десять назад? Может, драка какая, или ругался кто? А может, бежал или убегал кто-нибудь? Вспомните, это очень важно».

«Нет, не видела. Ничего подозрительного, извините. Я вообще ни одной живой души по дороге не встретила».

«А мертвой?» – с нажимом спросил милиционер, и у Евы похолодело внутри.

«Что вы имеете в виду?» – спросила она, слегка попятившись от стража порядка. Он, видимо, подумал, что испугал девушку и сменил тон:

«Да вы не пугайтесь. Это я так, к слову пришлось. Там в подворотне мужчину нашли, бомжа какого-то. Его убили только что, теплый еще, но бездыханный. Висок проломили. Сотоварищи, наверное. Ищи их теперь, свищи. Мужчина из ближайшего подъезда вывел собаку на ночь, а она прямо туда его и притащила. Ну он сразу нам позвонил, мы через пять минут прибыли, но уже ни концов, ни свидетелей. Поздно».

Ева молчала, ей было страшно. Даже нет, не страшно, а жутко. Это что же получается, она убила человека?! Убила?!!! Ее била дрожь.

«Да вы не бойтесь. Садитесь в машину, мы вас подбросим до дому, промокли ведь совсем».

Ева не сопротивлялась, она села в милицейский уазик и тут же засунула свой зонт, орудие преступления, глубоко в сумку. Через две минуты они подъехали к ее дому, и она попросила остановиться.

«Спасибо, до свидания», – сказала Ева и скрылась в подъезде, все еще дрожа от холода и от ужаса.

Только здесь, при слабом освещении, она заметила бурые пятна на рукаве плаща, это была кровь. К горлу подкатила тошнота, когда Ева пыталась стереть следы своего преступления зонтом, и наконец она буквально содрала с себя плащ перед тем, как войти в квартиру. Родители еще не спали. Они ждали Еву.

«Долго же ты сегодня. Есть будешь?» – спросила мать. Но отец, как всегда, с насупленными бровями бросал на дочь неодобрительные взгляды и ворчал:

«Вырастили эгоистку, воспитали на свою голову. Ни с кем не считается, никого и в грош не ставит. Второй час ночи, она домой является, и не стыдно!»

«Гоша, перестань. Завтра можно это высказать, чего сейчас-то заводиться. Иди ложись, я скоро приду», – мать пыталась успокоить отца, и не дать разгореться скандалу.

В их семье никогда не было мира и покоя. Евин отец, Егор Васильевич Ерофеев, был директором крупной судоверфи, личность известная и уважаемая в городе. Он прекрасно руководил огромным предприятием, был умен, сметлив, но чрезвычайно строг.

Подчиненные его побаивались, но уважали, так как при всей своей строгости он был справедлив и не бранился по пустякам.

Но зато дома он учинил полный домострой. Жена и дочь являлись тоже его подчиненными, и относился он к ним гораздо строже, чем к работникам на заводе. Особенно перепадало Еве. Ее он строжил безбожно с самого раннего возраста. Мать заступалась за дочь, как могла. Ева хорошо училась в школе, занималась спортом, да еще и музыкой, играла на фортепьяно, но отец всегда называл ее лентяйкой и бездельницей и говорил, что ничего хорошего «из этого пустоцвета не вызреет».

Тем не менее, Ева прекрасно закончила школу, и сама сделала свой выбор, поступив в местное культурно-просветительное училище на театральное отделение, попутно закончив и музыкальное училище, директором которого была ее мама, Наталья Игоревна Ерофеева.