Владимир Абрамсон - Кривизна Земли

До этой минуты Борис принимал как данность простое понятие – жизнь первичная ценность. Керим попрал собственную жизнь и готов умереть. И убивать. Прервалась причинно – следственная связь: не убивай, да не будешь убит. Исчез первоначальный уровень отсчета и Керим непобедим?

Ночью коротко всплывали, судовой передатчик автоматически вызывал УКВ-станцию «F + D Гамбург – порт». Безысходно, как радиосигналы наудачу в космос в поисках братьев по разуму. В стальной медлительной сигаре складывалась со-жизнь с террористами.

В минуту общим врагом могло стать море. Они его боялись. Ревун возвещал погружение и они молитвенно подносили ладони к лицу. На лодке была лишь треть экипажа: свернули гамаки, не спали в койках по двое, по очереди вахт. Но кому нужно на камбуз или на корму, пройдет по узкой тропке и протиснется лицом к лицу, ощутит запах и оставит свой и посмотрит в глаза друг другу. Едим из одного котла. Не умыться, экономя пресную воду. Оботрешь лицо влажным полотенцем. От сырости и грязи жди мерзость фурункулов. Пахнет кислотами из аккумуляторной ямы, и затхлой водой. От дизелей волной несет соляром… Безоглядная решимость четверых тускнела. Деньги Якова они не нашли. Капитану кажется, Керим понимает по-русски, лицо выдает. Естественно как-то сказалось:

– Подвинься, Керим. – Тот отошел к переборке.

Ночью говорили по-русски. Керим – грузин, Автандил.

– На Кавказе мода была – необычные имена мальчикам давали. Мои друзья были Робер, Гойя, Руслан, Мане. Говорят, два Бонапарта было. Наполеон тоже.

Автандил верил первому грузинскому президенту, диссиденту Звияду Гамсахурдия, охранял его, любил. Президента свергли. С ним Автандил бежал в Чечню, Джохар Дудаев прислал самолет.

– Я отговаривал Звияда возвращаться в Грузию. В деревне Двэли Хибалия его убили. Автандил вступил в вооруженные отряды мхедриони. По-грузински «рыцари». На груди носил медальон святого Георгия. Командовал Джаба Иоселиани, черт оказался, собака. Потом война с абхазами. Мы убивали, грабили тоже. Нас убивали. Никогда такого в Грузии не было. Второй президент был Эдуард Шеварнадзе. Летом решили его убить, я был против. Покушение не удалось. Шеварнадзе объявил мхедриони вне закона. Многие наши в тюрьме. Меня ваххабиты переправили в Ливан. Узнал, принял ислам.

Вера не ввела в берега бурную душу Автандила.

– Суру тебе скажу, называется «Наср»: – «Когда подоспеет помощь Господня и наступит победа и когда увидишь ты, что люди станут толпами принимать Веру Бога, то воздай хвалу Господу твоему и проси у него прощения, ибо прощающий Он».

– Еще суру скажу. Называется «Кяфирун». «Скажи, Мухаммад: – О вы, неверные! Не поклоняюсь я тому, чему поклоняетесь вы, а вы не поклоняетесь тому, чему поклоняюсь я. Вам ваша вера, мне же моя».

Бискайский залив позади. Один из четырех постоянно сидит в центральном посту, положив автомат на колено. Переборки между отсеками открыты и другой наблюдает с кормы, стрелять могут спереди и сзади. Двое спят в носовом кубрике. Они выгнали моряков из носового отсека и там живут. Роковая ошибка, рожденная искренним презрением к побежденным. Борис приговорил их.

– Медленно везешь – сказал Керим. – Террористы о чем-то спорили в своем закутке. Они вчетвером, и четыре автомата в носовом отсеке. Он крикнул без голоса: давай! Павел с грохотом захлопнул люк жесткой переборки. В носовом отсеке глухо выстрелили. Они умрут там вскоре от голода, жажды, нехватки кислорода, в собственном кале и моче. В носовом отсеке стреляли.

В центральном посту раздался зуммер. Он полагал такой вариант, Автандил вспомнил о телефоне. Командир мог не подымать трубку; отключить. Что этому мешало – человеческая значимость и мощь террориста? Что он скажет в предсмертный час. Просить ни о чем не будет. Борис убежден, Керим – Автандил готов умереть. Снял тяжелую, удобную в руке телефонную трубку.

– Слушай, полковник, ультиматум. – В голосе ни злобы, ни отчаяния. – Передадим автоматы прикладом к вам, дулом к себе. Вам не опасно. Высади нас у побережья на надувной плот.

– Пощады просишь. Яков погиб.

– Зачем пощады. Мы патроны расковыряли, порох рассыпали. Подожжем матрацы, вата с порохом полыхнет. Я сгорю, ты утонешь. За деньги жизнь отдаешь… я бы много дал, не нужны они тебе.

Медлить – смерти подобно. Инстинкт жизни, дремлющий в геноме человека, молнией проснулся. Приказал открыть забортную воду в нос лодки. Решительно и очень опасно. Слышно, как ринулось в лодку море. Она медленно погружалась, склоняя форштевень. Скольжение в глубину усилилось. Пол в центральном посту устремился к потолку. Он смотрел на приборы, без того чувствуя длинный стальной силуэт в пространстве. Через томительное время лодка повисла в ста пятидесяти метрах от солнечного света. Можно осторожно всплывать, вытесняя воду сжатым воздухом. На сколько его хватит. В запертом носовом отсеке все мертвы.