Наркучкар Наркабилов - Хочу увидеть твои глаза

– Нас спасли танкисты, Ринат! Иначе мы сейчас в Пакистане ходили бы в цепях.

В глазах Рината заблестели слезы. Нурмахан, Мумин, Юра – мы все плакали.

– В прошлый раз я вынес на руках Андрея. Отличный был парень. У него грудь разорвало. Его кровь была на моей одежде, руках, – Мумин говорил, глядя на свои пальцы. – Я не хочу терять еще кого-нибудь из части, понимаете, я уже боюсь идти в бой. Когда говорят «готовьтесь к бою», у меня сердце ноет. Поскорее бы все закончилось. Надоело уже. Дай воды, Ринат! – Он жадно выпил воду из фляжки.

– Братаны, у меня нет отца. У меня мать старая. Если я умру, она с ума сойдет. Понимаете, она лишится ума. Я увидел в жизни намного больше, чем моя мать, но я должен жить и живым вернуться домой. Я не имею права умирать.

– Нурмахан, у меня тоже нет отца. Я единственная опора матери. Если б вы знали, какие письма пишет моя бедная мама. У меня сердце разрывается, когда читаю их. В бою у меня всегда перед глазами мелькает мать. Сейчас ей намного тяжелее, чем мне. Мама. Эх, мамочка, ваш сын курит гашиш, употребляет наркотики, что раньше и в голову ему не приходило. Мама, я соскучился! – Ринат бросил шапку под ноги и изредка звучно плевал.

Мы были похожи на бредивших сумасшедших. Снова взяли ломтики. Затянулись по одной. Лицо мое похолодело. Я окончательно потерял контроль над собой. Руки и ноги не подчинялись. Казалось, будто я приподнимаюсь над землей и летаю. Издалека был слышен плач, перед глазами плыли какие-то переливающиеся волны. У меня губы постепенно высыхали от обезвоживания. Я ничего не осознавал. И только звуки плача. Я будто испарился. И словно не было этой войны…

Я проснулся, не понимая, что происходит. Надо мной сидел Ринат. Глаза у него были красные от бессонницы, веки опухшие. У меня голова гудела и пульсировала от боли, как будто по ней били булавой. Тело обессилело. Я был голоден, губы высохли.

– Ринат, где остальные? – спросил я, еле приподнимаясь и опираясь на рюкзак.

– Они пошли за едой, скоро вернутся. Мы тоже только что проснулись. Представляешь, все спали как сурки. Хорошо, что нас не заметил ни один шакал.

– Дай фляжку.

Ринат снял с ремня железную флягу и протянул ее мне. У меня внутри все горело. Залпом я опустошил всю фляжку. Немного полегчало, и боль в голове утихла. Мы приоткрыли дверь склада. Снаружи ворвался запах влажной земли. Я с нетерпением ждал, когда принесут еды. Потому что надо было поскорей подкрепиться и пойти в роту. А если командир роты узнает, что мы весь день пропадали здесь, он опозорит нас перед всеми и заставит дежурить целую неделю.

Голова немела. Только теперь я начал чувствовать влагу на складе. Я замерз. Руки и ноги стали затекать, меня знобило. Я был словно в тумане. Мысли мелькали рваные, я не мог сосредоточиться, события беспорядочно крутились в голове. Казалось, что я спал до сумерек. Я очень хотел есть. От обычного запаха старой шинели и шмоток меня теперь тошнило. Очень хотелось вдоволь напиться студеной воды, устроиться в каком-нибудь живописном месте и еще немного вздремнуть. Мне не хотелось видеть Рината, который шатался напротив меня с покрасневшими глазами и бессмысленным взглядом. «Вот бы сейчас оказаться в родном кишлаке, возле арыка Хазарбог [13] Название речки в Сурхандарье. , где солнце светит, и раскинуться там на траве. А небо там чистое-пречистое, поля бескрайние, да, кстати, сейчас там как раз сезон урожая клевера, интересно, кто сейчас там бригадир, э, какая разница».

Я встрепенулся от громкого шума. Ринат возле двери споткнулся о рюкзак. Оказывается, когда человек теряет голову, он не знает, куда ему идти. По-моему, мы в это время напоминали летучих мышей. Ринат выругался матом.

– Что, сильно ушибся?

– Э, мать твою. Не могу удержаться на ногах.

– Если можно, давай поменьше курить эту проклятую штуку, приятель.

– Мы уже, кажись, привыкли… Какая теперь разница. Хорошо же, от этого мы не портимся. Иначе мы не продержимся здесь. Лучше бы мы вышли в бой. Там и время быстро проходит. Мне кажется, чем страшнее бой, тем больше ты не осознаешь происходящего. Во время боя не страшно, но после, когда ты вспоминаешь о нем, тебя охватывает ужас минувшего.

– Это если ты останешься жив и повезет вспоминать.

Ринат был довольно закаленным, ловким парнем, но у него были и детские замашки. Иногда он обижался, как маленький. В такие моменты можно было подумать, что он единственный избалованный ребенок в семье. Он за словом в карман не лез, знал свое дело. Ни разу я не заметил, чтобы он струсил. Во время боя его лицо оставалось невозмутимым. Он любил говорить о женщинах. Услышав, как он вел себя до армии, я удивился. Он умел наслаждаться жизнью. Иногда ребята подшучивали над ним: «мол, ты повидал в жизни столько женщин, что не страшно и умереть, а мы, кишлачные, еще не успели даже нормально сходить на свидание, так что, если вернемся домой, познакомишь нас со своими девчонками». В роте только Валерий и Валис получали письма от жен. Казалось, что они успели многое повидать в жизни. Все завидовали им. По сравнению с ними остальные были как мальчишки. Вместо девушек им суждено было прижимать к груди оружие. Словом, этих восемнадцати-двадцатилетних ребят судьба, можно сказать, обделила. Они были несчастными.