Рауфа Кариева - Дунь и плюнь, или Куда ушел бес

Уже взрослым человеком, несколько раз мне даже приходилось обращаться к врачам, и целенаправленно лечить бессонницу, иногда продолжающуюся неделями. Часто я видела кошмары, и вообще, очень неспокойно всегда спала. И так было всегда, в том числе и до смерти папы.

Таким образом, со сном у меня и так были проблемы, а появление – после смерти папы – навязчивого сна с участием его образа – начало полностью деморализовывать меня.

Идет время после смерти папы – неделя, месяц, два. Кошмары с участием его образа только усиливаются и становятся все более и более устрашающими. Я поняла, что дело со мной неладно.

Ежедневные сновидения имели совершенно чудовищные сюжеты. Я специально в начале рассказа акцентировала внимание, насколько порядочным и хорошим отцом был мой папа. Тем более сюжеты сновидений приводили меня в ужас. Папа во сне приходил, будто наяву. Не отличишь – сон или явь. Но при этом это был только внешне – папа. Во сне он был страшен. Зол, яростен. Он пугал меня, пытался укусить, ударить. Сверкал бешеными глазами, догонял, с намерением убить. И так каждую ночь. Причем во сне я не понимала, что это сон. Все было еще реалистичнее. Чем сама явь. Я просыпалась мокрая и дрожащая, со стучащими зубами и сердцем.

Я не знала, что предпринять, к кому обратиться за помощью. Жила я в то время в Самаре, одна. Я стеснялась пересказывать кому-то сюжеты снов, а моя жалоба в двух словах, что снится, мол, покойный отец, никого не напрягала: говорили, что нужно помянуть и все.

Помянуть – и все. Я стала постоянно ходить в мечеть. Помянуть – и все. Кошмары продолжались и становились все страшнее и страшнее. Рассказывать эти сюжеты я по-прежнему стеснялась, настолько ужасными они были.

Проходит еще месяц, и еще. Ничего не меняется. Сны становятся разными. Например. Слышу звонок в дверь, но не понимаю, что это во сне. Думаю, что наяву. Иду открывать – папа. Заходит, проходит в комнату. И ложится в мою постель. И заставляет меня лечь рядом. Или сам своим ключом открывает дверь, проходит и ложится со мной, я чувствую прикосновение холодного трупа, который прижимается ко мне.

Я пошла к врачу. Мне выписали таблетки. Антидепрессанты. Оказывается, в мире сейчас производят антидепрессантов больше, чем всех остальных медикаментов, вместе взятых. Сотни тысяч людей употребляют антидепрессанты годами.

Назначен мне был коаксил на два года. Я пила его. Но сны не пропадали. И не менялись.

Через полгода после смерти папы я уже была убеждена, что мне теперь жить с этим кошмаром всегда, значит, надо адаптироваться, привыкнуть. Помощи ждать не от кого и неоткуда. Надо работать, зарабатывать на жизнь, решать другие жизненные проблемы. У меня много напряженной работы, я много читаю литературы по работе, по специальности. Однако мое чтение теперь имеет и еще один ракурс. Все свободное время я посещаю областную библиотеку – она в Самаре очень богатая – и читаю книги по религиоведению, эзотерике, психологии, психиатрии, ведовству, колдовству. Посещаю храмы и монастыри, покупаю книги там, а также в мечети. Читаю все подряд. Ищу ответ на вопрос, что со мной и что мне делать.

В то время я еще не пришла к выводу, что нужно обратиться за помощью к священнослужителям. Хотя у меня уже был опыт общения с православными священниками во Владимире – там они были очень образованные, интересные, можно было просто придти и задать любой вопрос о жизни – у них на все были ответы. Здесь, в Самаре, я не помышляла о том, что можно пойти в храм и рассказать про свою беду – такие сны, посоветоваться. Я боялась и стеснялась. У меня появилось чувство, что я «грязная», в чем-то виноватая, грешная. Я постоянно ходила в мечеть, чтобы просить помолиться за папу, однако был у меня некоторый опыт, не позволявший пока обратиться за помощью к мулле тоже.

Дело было в 1992 году. Я только-только приехала в Самару из Таджикистана, находилась в очень большом волнении и страхе, как буду жить дальше. В местной газете увидела объявление, что в Самаре начинает строиться большая новая мечеть, и что желающие внести свой вклад, могут придти в старую мечеть и сдать деньги. Кто сколько хочет, или может.

В Душанбе и Ташкенте я никогда не ходила в мечеть. Не ходили туда и старшие женщины, и даже все бабушки всегда молились дома. Только в Ташкенте я сама ходила домой к мулле – когда нужно было дать имя дочери. Но не в мечеть.

А тут, в Самаре, я решила пойти в мечеть и внести свой посильный вклад на строительство. Мне казалось, что это нужно в первую очередь мне. Конечно, я внесла сумму, которой, скорее всего, хватило, например, на дюжину гвоздей. Но, когда, много лет спустя, я вошла в новую красивую самарскую мечеть, сравнимую внешне с мечетями на фото из ОАЭ, я вспомнила про ту маленькую сумму. И на душе у меня стало светло-светло: да, МОЯ дюжина гвоздей здесь есть.