Таня Сербиянова - Алле-ап! Манюня. Или любовные приключения Прасковьи

– А ну, отойди! Отойди, кому я сказала? Ну, ты и достала меня … – кому-то говорила, в сердцах Манюня вовсе не замечая своего несуразного артистического внешнего вида на улице.

На ней было плотно обтягивающее трико, которое обрисовало немалую фигуру и просматриваемый контуром сдавливающий красивую полную грудь, уменьшенную тесным лифчиком, а на ее роскошных бедрах топорщилась коротенькая воздушная, черного цвета юбочка – пачка, из-под которой бесстыдно и теперь уже многим было видно, проглядывали туго обтягивающие ее причинное место обмоченные трусики… Это она со страху, нечаянно – негаданно, выдала, циркнула… Но, сама этого не замечала, находясь в таком возбуждении от всего происходящего… Ей непременно что-то надо было делать, кого-то отталкивать, спорить, спасать кого-то еще… И это все у нее от нервов, от нервного срыва, и даже на щеках, так и остались дорожки от слез, размывшие грим артистки.

Она ничего не замечала, она ее, свою девочку оберегала, и на вопрос медсестры, кто она приходится пострадавшей, сначала замялась и тут же, опережая ее догадки, сказала, что она – ее старшая сестра.

– Ну, раз сестра, тогда можете ехать и сопровождать, – утвердительно сказала медсестра. И та, не раздумывая, в том, что было на ней надето для сцены, так и уехала в машине скорой.

Потом она долго, нелепо одетая, топталась у дверей реанимации, суетилась, помогая, а больше мешая, отвезти пострадавшую на рентген. Потом бросилась к девочке, схватила холодную руку и пока ее катили к дверям реанимационного отделения из рентген кабинета она, согнувшись, засеменила рядом мелкими шажками и еле поспевая, все время, целуя бледную беззащитную безвольную ручку…

– Прости, прости, недоглядела, это я во всем виновата, это я… – только и шептала, не отводя глаз от бледного и почти неживого кукольного личика.

Потом снова затопталась у дверей реанимации, почему-то при этом мешая всем не столько нарочито красивым телом и ростом, сколько своим полуобнаженным видом артистки из цирка. Какая-то сердобольная санитарка отвела в сторону, накинув на плечи старый больничный халат, а она, даже не замечая, не поблагодарив, так и продолжала топтаться в нем пред дверьми взад-вперед, словно… Ей так и сказал один и медиков – остряков, выходя перекурить из дверей реанимации…

– Ну, что ты носишься, как Чапаев в бурке? Сядь! Я кому говорю? Вот и сиди… И она, словно маленькая девочка, послушно и все что ей говорили врачи…

Потом ей принесли чашку горячего чая и она, громко стуча зубами о края, пила большими глотками и обжигаясь, не замечая, что проливает…

Она все время прислушивалась, ей казалось, что она слышит, как ее девочка ожила и стонет за дверью стеклянной, и как с ней врачи говорят…

А сами врачи в это время, накрутившись за вечернюю смену, уже вяло, устало выполняли так необходимой сейчас девочке свою привычную работу…

И если бы об этом узнала Манюня, то она бы всю их контору… Но пока она сидела в неведении, потому и молчала… А врачи…

Эх, нам бы оказаться на их месте, мы тоже как и они все делали неторопливо: привычно кололи, следили за показаниями приборов и уже обсуждали детали того тела, что перед ними лежала и ждало немедленной помощи.

Потому и называется это отделение реанимацией, где людей спасали, вот и над ней колдовали врачи, надеясь вытащить такую красивую девочку.

А пока пострадавшая, красивая, взрослая девочка все в том же сценическом наряде… Нет, ее уже раздели и осмотрели врачи… Женщины – с сожалением, понимая последствия, а мужчины-коллеги… На то и мужчины, чтобы привычно отметить у девочки на беззащитном теле, красивые и волнительно юные груди с припухшими сосками, выпирающие ребрышки и плоский волнительный животик, под которым, вот…

– Да, девочка что надо! – сказал, со знанием дела один из врачей, – и фигурка, и вся она загляденье…

– Думаешь, не вытянет? – спрашивал коллега, поглядывая на ее неподвижно лежащее тело.

– Не знаю… Посмотрим… А впрочем, организм молодой…

– Говорят, что она прямо на выступлении грохнулась.

– Да? Ну и как, и кто виноват?

– А та, кто ее грохнула, сидит у нас перед дверью… Думаешь, эта умрет, а ту посадят?

– Нет, коллега, позвольте, пока что, никто и никого не посадит. А там уже, как говорится, смилуйся боже…

– И я, того же мнения… Как выйдешь перекурить, так посмотри, там такая красивая баба с большими сиськами и распущенными волосами в больничном халате сидит почему-то в балетной пачке.