Алексей Улитин - Недетские игры текущего века

С этими словами я вновь надел на свой шлем подобранную с асфальта соломенную шляпу и повернулся к Олегу, который меня тут же спросил:

– Умка, а Умка, у тебя случайно куска руды не будет? Хочу у кузнеца правый наплечник заказать.

Свой вопрос он сопроводил тем, что трижды сжал мою ладонь. То, что от меня требуется подыграть, я моментально сообразил.

– Не вопрос, Волчище! А у тебя на обмен мурава лечебная найдется? Не охота менялам городским процент отдавать. Как-нибудь так договоримся, между собой.

– Обсудим! – усмехнулся он. – Дай только до комнат наших дойти. Ты в каком домике?

– В «Вероне», – ответил я, тут же уточнив. – На втором этаже.

– Совсем классно! Я в том же домике на первом обитать буду.

Неизвестный так и остался стоять на развилке, а затем пошёл себе дальше. К нашему счастью, его домик был совершено другой.

Сделав десятка два шагов вперёд, мы с Олегом, не сговариваясь, оглянулись назад. Убедившись, что за нами никто не идёт, мы вновь сняли с себя «намордники» и ещё раз улыбнулись друг другу.

– Слушай, – вдруг хлопнул себя по лбу Олег. – А тебя самого как звать-то хоть? В реале, я имею в виду.

– Максим я! Максим… Беломедведев.

ДЦО «Лагуна Север» Иван Киселёв, он же «Кир»

Взрослые, знающие жизнь люди, давно вывели мудрое правило: «Война войной, а обед по распорядку». Три последних года своей жизни я соизмерял со строгим соблюдением принятых правил и норм. Это далось мне очень нелегко, но, как порой шутила моя мама: «наша кошечка тоже сначала боялась пылесоса, а затем ничего, втянулась». Эх, мама, мама и папа…

Ровно три года назад у «абсолютно безопасного» беспилотного электробуса, лишенного влияния «некомпетентного человеческого фактора», в котором мы ехали всей семьей, отказало программное обеспечение. Не знаю, было ли это случайным стечением обстоятельств (официальная версия), или тому виной была бракованная микросхема, или (совсем уже конспирологическая версия) то был заведомо преступный умысел, но… из семи пассажиров остался в живых лишь я один. Все остальные, включая моих родителей, погибли.

– Повезло! – так сказали мне врачи. – Жив остался, руки, ноги, голова целы.

Повезло мне, ага, как же, как же! Им бы самим такое «везение» привалило! Ад для меня только начинался. Едва я смог самостоятельно передвигаться по палате на своих двоих, как незамедлительно попал в цепкие лапы службы опеки…

К своему несчастью, я оказался «поздним» ребёнком у своих родителей и появился на свет, когда им обоим было глубоко за сорок. Исходя из этого факта, судья (совершено молоденькая, путающаяся в статьях различных кодексов девушка) отказалась передать опекунские права на меня моему родному деду, мотивировав свое решение его преклонным возрастом. Моего мнения, ввиду малых лет, вообще не спрашивали, хотя я желал быть именно с дедом. А ведь с ним было так интересно! Но, увы! А вот других моих так называемых «родственников» интересовала только возможность заполучить в собственность наш дом.

Кстати говоря, именно его наличие (а после смерти деда от странного дорожно-транспортного происшествия, случившегося в минуте ходьбы от здания суда, я остался единственным наследником первой очереди) предопределило мое распределение в ЦСР (Центр Содержания Ребёнка). Причина проста: пока я числился в списках системы службы опеки, именно она занималась содержанием в порядке нашего дома. То есть сдавала его в аренду, забирая плату за неё на свои счета, тем самым оплачивая самой себе моё содержание в приюте. Так что попасть в списки «детей, признанных годными к усыновлению» мне не светило от слова «вообще». Бизнес – есть бизнес!

К тому же, на том же суде открылись так называемые «факты подавления моих желаний», которые яко бы происходили в нашей семье. Не, не, меня никогда не били (наказания за шалости не в счет!), но убираться заставляли, помогать в ремонте – тоже. Да я, если уж совсем честно, сам хотел помогать…

Но, как оказалось, из-за этого, по неким непонятным для меня параграфам и их подпунктам, меня надлежало, по мнению дуры-истицы со стороны опеки, поместить под особый надзор. Может быть, промолчи я тогда, всё бы и обошлось, но я, вскипев от поливания грязью моих погибших родителей, громко объявил все эти пара… (ну как их там?), на которые нужно наплевать и забыть, «трипперными». Из-за трех букв «п», которые тетка из опеки так явно выделила в своей речи. После того, как я это выдал, по залу почему-то прокатилась волна хохота, а эта наглая тётка, как и судья, одновременно друг с дружкой покраснели.