Александр Дьяченко - «Телефон доверия» и другие рассказы

Не знаю, как уж он добирался, но представить могу. 1941 год, немец стремительно приближается к Москве. На фронт идут эшелоны с солдатами, а назад – бесконечные составы с ранеными и беженцами. И среди этого бескрайнего человеческого моря – маленькая фигурка немолодого уже человека в рясе, с крестом и двумя большими мешками в руках.

– Куда ты, отец? – спрашивали его различные чины по пути. – Что дома-то не сидится?

– В Москву еду, к товарищу Сталину, – объяснял батюшка. – Народ пожертвования собрал, надо фронту помочь.

Таким образом отец Симеон добрался до Москвы и пришел в Кремль. Правда, к самому товарищу Сталину его не пропустили, но деньги приняли и выдали расписку о получении за печатью ответственного финработника. А вернувшись в Мурманск, отец настоятель вскоре и получил благодарственную телеграмму за подписью Верховного главнокомандующего.

Но самое необычное воспоминание, связанное с отцом Симеоном, случилось во время посещения лавры «черным Папой», главой ордена иезуитов, посетившего Советский Союз. Конечно, отец Павел называл мне и год, и даже вспоминал имя «черного Папы», но я, увы, не удосужился их записать.

– В лавру свозили всех гостей, посещавших Москву, особенно тех, кто имел хоть какое-то отношение к Церкви, – рассказывал батюшка Павел. – Привезли и генерала ордена иезуитов. Небольшого роста, в черной сутане, все время своего посещения он ходил, сцепив пальцы за спиной и уткнувшись взглядом в землю. То ли католику было откровенно скучно, то ли таким образом он выражал свое снисходительное отношение к возрасту наших святынь. Попробуй удивить пятнадцатым веком того, кто каждый день из окошка своего кабинета смотрит на развалины Колизея.

– Перед вами церковь преподобного Сергия с Трапезной палатой, построенная в семнадцатом веке.

Гость, поджав губы, мельком бросил взгляд в сторону храма и снова уставился в землю.

– Рядом – знаменитая колокольня, возведенная по проекту князя Ухтомского, высота 88 метров, что на шесть метров выше колокольни Ивана Великого в Москве.

В глазах иностранного гостя никакого интереса, хотя было заметно, как внимательно он всматривается в лица попадавшихся навстречу монахов.

Неожиданно иезуит остановился. Боковым зрением он заприметил шедшего по соседней дорожке отца Симеона и принялся поедать того глазами. Отец Симеон почувствовал к себе внимание человека в незнакомом облачении. Хотя, конечно, его ответный интерес был вызван вовсе не облачением – слишком часто бывали в лавре официальные делегации, и все к этому давно привыкли. Просто в глазах странного гостя было что-то такое, мимо чего не смог пройти старый монах.

Они молча стояли и внимательно вглядывались один в другого. Потом одновременно сделали шаг навстречу, потом еще шаг, и вот два совершенно незнакомых, говорящих на разных языках человека, широко расставив руки, побежали друг к другу и обнялись. Как сияли их глаза, сколько в них было радости и взаимной любви!

Стало понятно, что искал в лавре «черный Папа». Он, словно тот Диоген, хотел найти человека. Святость искал.

Когда делегация высокопоставленных иезуитов покинула монастырь, батюшка подошел ко мне и спросил:

– Отец, а кто это к нам приезжал?

Не стал я отцу Симеону ничего рассказывать, ведь неизвестно еще, как старик переживет известие, что на глазах всей монастырской братии он обнимался с генералом ордена иезуитов. Потому и сказал:

– Это был просто хороший человек.

Чем тот вполне удовлетворился и зашагал дальше по своим делам.

Вспомнить эту историю мне пришлось много лет спустя. Меня попросили выступить на конференции, посвященной памяти удивительного человека, Федора Петровича Гааза. Немца, католика, всю жизнь прожившего в Москве. Врача безвозмездного, сумевшего полюбить и вместить в своем сердце всю босяцкую каторжную Россию. Конференцию в преддверии прославления доктора Гааза проводила католическая митрополия. Ехать на встречу собирался другой батюшка, но в последний момент заболел и перепоручил выступление мне. За три оставшихся дня я не успел в полной мере подготовиться, слишком тема доклада была специфична. Потому только и смог разве что обозначить предложенную мне тему.

Это был первый и последний раз, когда я выступал перед столь представительным собранием. В Москву съехались епископы из Италии, Франции и Германии. Прямо передо мной расположились все четыре католических епископа из России, а рядом в президиуме сидел их митрополит. Напротив имен большинства выступавших значилась пометка: доктор богословия. Поскольку мой сан был самый маленький, то и выступать меня поставили в самом конце, после меня значились только ужин и концерт.