Анатолий Ким - Дом с протуберанцами

Весь этот скоропалительный бредовый разговор происходил вот в этой спальне, где сейчас живет в углу лишь жирный паук-крестовик, окна на восточную сторону выбиты, а из стены когда-то просочился голос, ясно прозвучавший в ушах Гели: «Он уйдет на войну, и смерть встанет между вами».

– Вы уйдёте на войну и погибнете, и я больше не увижу вас, – повторяла она, как в бреду. – Поэтому я нахожусь перед вами почти голая. Смерть стоит между нами, вечная разлучница. Вы снимите с себя эти лохмотья, Александр Васильевич, и мы ляжем вместе в чистую постель. Вы только оттолкните в сторону смерть, которая встала между нами.

Геля шагнула вперёд и, положив руки ему на плечи, потянулась губами к его поцелую. И он поцеловал её. Потом сказал:

– Ангелина Харлампьевна, я отпросился из колонны на минутку, чтобы только попрощаться с вами. Если я не приду в Спас-Клепики вместе с колонной, я буду считаться дезертир и предан военному суду. Мы с моим товарищем, помните? – пошли вольноопределяющимися. Колонна ушла уже далеко, мне надо скорее догонять её, Ангелина Харлампьевна.

– Ничего, догоните. У меня верховая лошадь есть, вы на ней и догоните колонну.

– Но я не погибну на войне, родная моя. Обещаю, что вернусь живой, только чтобы встретиться с вами здесь же, – говорил между тем дрожащим голосом Александр.

В комнате, где живет сейчас один лишь жирный паук-крестовик, расчётливо и удачно развесивший свои тенёта в углу, нагие юноша и девушка, Александр и Ангелина, взявшись за руки, подошли к белоснежной разложенной постели и легли в неё, оба сразу на спину, испуганно глядя в потолок.

Я понимал, что этим безумцам, на миг оторвавшимся от вещества остального человечества, необходима посторонняя помощь, нужен непроницаемый для чужих взоров покров, иначе им грозит неминуемая погибель. И я решил дать им этот покров, удалив их обоих, вместе с их ложем любви, на некоторое время из пространства данного времени и переместив в пространство другого, не трогая, однако, комнату девичьей спаленки со своего места.

А через определённое время, как это бывает у людей, у Гели родился ребёнок в этой же комнате, старшая сестра Варвара и повитуха вдвоём приняли роды. Отец Харлампий Архипочкин недавно умер, и никто из посторонних ничего не заметил. Ни в лабазе, ни в конторе, ни соседи не видели младшую дочь купца беременною. Всем неожиданно она потом предстала с ребенком на руках.

Варваре также был голос из восточной стены, возле которой она спала на кровати, той самой, на которой зачала своего ребёночка младшая сестрёнка Геля.

Голос из стены просочился ночью в самые уши Варвары, это был низкий женский голос помещицы Белохвостовой.

– Вы были так нужны мне, Сергей Иванович, но презрев все мои мольбы, уехали на Балканы и там, я чай, сложили свою буйную голову. А теперь лежу здесь одна, вы знаете, я за два года вся поседела, на подушке своей я нахожу свои длинные белые волосы…

Варвара слышала ужасные потусторонние пени женщины, понимая, что там, где сейчас сама находится, когда-то умирала от горя какая-то другая женщина, и ей, Варваре, так были понятны чувства этой женщины. И другое, с холодеющим сердцем, постигла Варвара: тут речь шла о любви, бестолковой, бессмысленной, необъяснимой, как и у её младшей сестры Гели, и эта любовь вошла в жизнь и душу Гелину в призрачных одеждах смерти, поэтому бедная сестра не смогла противиться роковому чувству. Ибо любовь и смерть встретились в каких-то тайных коридорах окружающего пространства – и поменялись одеждами. Заморочив голову Ангелины образом неодолимой любви, смерть вошла в девушку раньше своего календарного срока, – и, борясь противу её вероломства, Геля безрассудно и безоглядно отдалась Александру на кровати своей старшей сестры. И на то, чтобы остаться в вечности с плодом от Александра, она смогла выхватить у смерти всего полчаса времени.

Обо всём этом Варвара раздумывала-грезила-бредила долгими ночами, лежа под восточной стеной на своей узкой монашеской кроватке и слушая сквозь полусон просачивающиеся из небытия иных времен голоса. Я мог донести голоса тех, кто проживал в моих комнатах на первом и втором этажах и в двух каменных пристройках на первом этаже – от одного к другому, из помещения в помещение, из одного времени в другое. Две пристройки были приделаны ко мне с разных концов, в одной пристройке обычно жила прислуга, в другой располагались в разное время то конторка, то мастерские, то комната для зарядки кислотных аккумуляторов, то шерстобитка. Несколько лет в правой пристройке жила цыганская девочка Маша. Самопроизвольно голоса раздавались из северной стены на втором этаже. Я же не мог вступать в разговоры со своими жильцами. И я не способен был осведомить Варвару и Гелю, двух образованных купеческих дочерей, что голос, просачивающийся к ним из северной стены, был из других времен и принадлежал помещице Белохвостовой Валентине Савельевне, которая одно время жила у доктора Курицына, открыто сойдясь с ним.