Таня Сербиянова - Любовь с туарегом. С милым рай и в шалаше

То, что вижу, не могу осознать сразу: напротив, разломанной почти до самого основания перегородкой каюты, качаются остатки чего-то, что можно с натяжкой назвать перегородкой нашей двухместной каютой. Я сижу и смотрю из носа вглубь лодки, вижу какие-то лохматые остатки от кабины кокпита, это название надстройки, что выше и частей самой палубы. А над головой, нет вообще целого потолка-то, только огромная зияющая дыра. В дальнем конце и напротив лодки завал из всего того что раньше было обшивкой, мебелью, такелажем. Все это переломано и закручено какими-то обрывками тросов, паруса, какого-то мусора…

С трудом приподнимаю голову и вижу как над головой, так и качается небо вместе с нами да белыми кучерявыми облаками.

Что это? А где же палуба, где наша общая каюта? Что вообще все это? Что за бред! Нет! сейчас закрою глаза, а потом их открою и…

– Рая? Жива? – слышу сверху и рядом, хриплый и простуженный голос Милки.

– Ты где? – спрашиваю чуть слышно. – Помоги мне встать…

Холодные и костлявые руки больно подхватывают, но как только я пыталась присесть, подтянуться, то сразу, же тело пронзает боль.

– Подожди… Что-то со мною не так …Позови Колю…

Внезапно почувствовала, как руки ее ослабли, и следом слышу, как Милка, всхлипывая, бормочет…

– Не позову, не помогут, нет их… А…а…а! – противно завыла…

– Что ты болтаешь? А, ну-ка, крикни. Ну же? Ты что, не слышишь, я, кажется, к тебе обращаюсь! Крикни и позови…

В ответ тишина и только шум волн, воды, что перекатывается подо мной, да всхлипы Милки…

– Ты почему не зовешь?

– Кого?! – это она истерично и в крике.

– Как это кого? Колю, Вальдемара своего…

– А…а…а! – снова противно завыла Милка.

– Ну что ты воешь? Успокойся… Наверняка они что-то там наверху чинят…

– Каким верхом?! – кричит, переходя на истерику. – Нет никакого верха! Ты наверх посмотри! Ничего нет! Ты поняла! И наших мужиков тоже… А…а…а! – опять противно воет…

– Да нет же! Они где-то рядом, они…

– Нет их! Нет! – категорично и истерично. – Все! Все! Нам копец! Ты поняла, сука? Ты, глядь, никак еще не поймешь, что их нет, а следом и мы. А…а…а!

– А ну, сейчас же перестань выть! Скажи толком, ты смотрела, искала? Может, они раненые, ты их должна была вытащить, перевязать…

– Кого? Кого я должна была! Тебя? – и снова с противным криком у меня за спиной.

Я сижу в воде и мне дико холодно, но еще оттого, что до меня начинает доходить смысл ее истеричных выкриков…

– Это что же… Мы остались, а они… Может, они на спасательном плоту? Ты смотрела, искала их…

Удар в спину ее ногой пришелся так неожиданно, что у меня даже клацали зубы и следом удары в спину просто посыпались, и не только, а еще в голову… Боже, как больно!

– Да ты что? Прекрати! Больно! Остановись! Что ты делаешь? Я же сказала…

Превозмогая боль, пытаюсь подняться, выйти из соприкосновения от этих идиотских, резких ударов ее босой ноги, но у меня ничего не получается. Мне больно не только ее удары, а даже шевеления самого тела и потому ей:

– Все! Все! Больно! Прекрати! Прекрати, я сказала! Милка, дура, остановись…

Костлявая холодная рука больно ухватила за плечо…

– Это все ты, ты! – орет прямо над ухом. – Это ты меня уговаривала, а я не хотела, я чувствовала… На тебе, на! – больно бьет в спину и голову. – Я убью тебя!

– Отпусти… – хриплю, потому что она уже обхватила рукой за шею и тянет к себе, старясь меня задушить… Спасение приходит от внезапной догадки, и я ей:

– Ты ведь одна останешься…

Только теперь руки ее ослабевают и следом противный бабий вой…

– А…а…а! Мама! Ма… мочка… а…

И на меня, опрокидывая, всякое присутствие духа, налетает тяжелой волной осознание того, что их, наших мальчиков: моего Коленьки, Колюни, Николаши нет, и сама… Пытаюсь удержаться и прочь отгоняю панические мысли, но все равно они путаются, обжигают своей неизбежностью…

– Помоги мне, Милочка. Прошу тебя, мне холодно…

Потом она снова ухватила своими холодными и костлявыми руками, больно стиснула под мышками и следом тянет вверх…

– Ну же! Еще, еще! —теперь уже громко просит, – толкнись хоть ногой. Помоги мне, Райка!…

Первое что вижу – это ее…

Она забилась с ногами, вся поцарапана, ссадинами на лице, руках и ногах, а по телу синяки, волосы спутаны, и следа не осталось от ее былой красоты… К тому же она в какой-то грязной тряпке, обмотанной вокруг тела. Руки грязные и остро пахнут соляром.