Array Сборник - Армянские мотивы

– Правда? – улыбаясь, протянул руку и Михаил. – Я тоже Аркадьевич. Но можно Миша.

– Договорились. А, знаешь, давай пошли со мной. С друзьями познакомлю. Дорисуешь потом.

И, не дав Михаилу опомниться, стал помогать ему собрать этюдник, краски…

В этот же день произошло то, что, наверное, и сблизило их окончательно. Арам пригласил нового знакомого в дом. Со вкусом обставленная комната, на стенах гравюры. Внезапно Михаил остановился перед графическим портретом тушью – то ли девушка, то ли скрипка. Такого быть не могло: портрет, нарисованный им в молодости, вдруг встретил его.

– Что ты так смотришь? – услышал он голос Арама.

– Нина…

Арам заметно помрачнел:

– Откуда ты её знаешь?

– Познакомились на молодёжном фестивале. С ней и со студентами консерватории. Мы еще к одному замечательному старику заезжали.

– Месропу?

– Месропу.

– Значит, ты тот самый художник? А Нина моя жена. Я тоже должен был поехать с вами, но простудился.

– А как Нина? Где она?

Арам не ответил и перевёл разговор на другую тему.

Гораздо позже всё объяснил Михаилу Ашот, но при этом предупредил:

– Только ты не показывай ему вид, что знаешь, и не говори, что это я тебе сказал.

Из рассказа Ашота следовало, что Нина погибла. Тогда боевые стычки не прекращались. Никто не знал, почему Нина оказалась в приграничном районе, кажется, к родственникам приехала. Она гуляла, и вдруг… Взрыв услышали в деревне все. Прибежали на место. Но что тут можно было сделать? Скорее всего, это была мина, причём, неизвестно, своя или чужая. Арам тогда был в Ереване, когда приехал, гроб был уже закрыт – открывать не стали. Похоронив Нину, Арам перебрался в Россию. Здесь занялся тем, что до него никто не делал: он стал разводить овец.

У двора Арама Михаил приостановил автомобиль и посигналил. Всё было почти готово: стол накрыт, от мангала идёт ароматный дым. Ашот открыл ворота, Михаил въехал, поставил машину под навес.

– А-а-а! Здравствуй, брат, – Ашот широко улыбался.

– Здравствуй, Ашот-джан. Вот держи, – Михаил протянул ему бутылку.

– Это что? Водка? Э, зачем?! Смотри: в холодильнике полно! – воскликнул он, но бутылку забрал и отнёс в тот самый полный холодильник.

Все словно ждали именно Михаила, и быстро расселись за столом. Последним подошёл Арам, принёс ещё один стул, поставил рядом со своим. На этот стул никто не сел. Все понимали: это стул Нины.

Обычная неловкость начала любого застолья быстро прошла, и всё потекло так, как и должно было быть. Поднимали тосты, выпивали, аппетитно закусывали, говорили, смеялись. А Михаил, по обыкновению наблюдал.

Армянская речь – хороший индикатор образованности, интеллигентности и культуры. Она может звучать грубо, отрывисто, гортанно; говорящий может искажать слова настолько, что звучат они пошло. И такую речь не раз слышал Михаил в детстве. Но, чем образованнее, утончённее человек, тем речь его мягче, плавней, тембр голоса становится бархатным, а гортанность превращается в округлость. Так именно разговаривал Арам. При этом он умеренно жестикулировал. И эти жесты тоже были изящны.

Михаил смотрел на его длинные тонкие пальцы – пальцы музыканта, художника, во всяком случае, человека, не занимающегося тяжёлым физическим трудом. Михаил помнил, как он был поражён, узнав, что Арам разводит овец, и сказал о своём изумлении Араму.

– А кому нужен сегодня музыковед?! – с горечью ответил тот. – Кому сегодня нужны все мои изыскания в области музыки для духовых народных инструментов?! За такие исследования сегодня не только платить не будут, их читать никто не будет. Вот если бы я вывел на сцену голых девок и каждой дал бы в руки дудук, тут заинтересовались бы. Ты же сам всё понимаешь.

Потом Арам улыбнулся и сказал:

– Но ты сильно не переживай. Сам я руками ничего не делаю. Я просто сумел организовать дело. Сейчас у нас хорошая ферма. Мы регулярно продаём шерсть и мясо. И я тебе скажу: люди здесь замечательные. Нас хорошо приняли, нам никто не мешает, никто не попытался устроить пожар на ферме, люди работают у нас. Нас понимают. И мы с тобой друг друга понимаем. Не можем не понимать.

И тут Арам привёл неожиданный довод:

– Мы оба Аркадьевичи. Наших отцов звали одним именем, значит, мы должны хорошо понимать друг друга.

Это было десять лет назад.

А сейчас Михаил смотрел на Ашота, на его друзей, видел, как многое изменилось за эти годы. Ашот, как всегда, плохо брит, а щетина на лице стала совсем седой, а морщины на лбу и щеках ещё глубже. У Арама в растительности – аристократическая разномастность. Совершенно седая – в голубизну – голова, а усы и борода пёстрые, почти чёрные, с небольшими вкраплениями седины. Изменились и двор, и дом. Дом стал добротнее, во дворе больше построек всё каменное, качественное, не сиюминутное. Там дальше, в стороне от двора сама ферма, дела идут неплохо. Неизменным осталось одно – вечная тоска во взгляде Арама.