Ирина Верехтина - Квартира за выездом

Выходило так, что бабушка, по документам проживавшая в том самом доме с плесневелыми стенами, осталась в прямом смысле без крыши над головой, пусть даже протекающей. Зарегистрироваться в квартире, где проживали её сестра с сыном и где была прописана Нина, Зинаида Леонидовна могла только с согласия всех жильцов. Здесь же, в нотариальной конторе, Нина подписала документ, дающий это самое согласие. («Вот здесь подпиши, что не возражаешь. Повезло тебе, внученька, столько денег получишь за дом. С матерью поделишься, вот она обрадуется…»)

Бабушка заплакала, троекратно расцеловала Нину в щёки – в левую, в правую и опять в левую. Нина недоумевала:

– Ну что вы, Зинаида Леони… что ты, ба? Как я могу возражать? Живи, конечно, должна же ты где-то жить.

– Ну тады поехали!

– Куда поехали?

– Дом смотреть. Ты ж хотела… Дурочка моя! – И обхватив Нину за шею, звонко чмокнула в щёку.

За «дурочку» хотелось обидеться, но Нина себя остановила: бабушка не нарочно, ласково сказала. От племянника, предупредительно дёрнувшего её за рукав, Зинаида Леонидовна отмахнулась. Дурочкой Нину она считала искренне: была бы у внучки хоть капля ума, она подписала бы доверенность на оформление документов, а не на продажу дома. И согласия на прописку не дала бы.

Нина от дома пришла в восторг: нарядный, с чистыми стёклами новеньких окон, свежепокрашенными стенами, деревянной мансардой и островерхой, блестящей железом крышей. Но оказалось, что всё это фальшивка, подделка, результат косметического ремонта. – «Шабашники обнаглели, денег запросили немерено, зато крышу железом покрыли, теперь, как дождь пойдёт, вода по стенкам не льётся, а ране-то лилась, ручьём, в комнатах обои наскрозь мокрые, все в пузырях. Подмазали-подкрасили, с виду-то он новый, а ежели осенью не продадим, за зиму развалится. Мы и покупателя нашли, цену даёт хорошую. Правда, строителям отдать придётся половину».

Нину, не сведущую в житейских делах, нисколько не удивило, что шабашники согласились работать в долг, а деньги получат лишь после продажи дома. Родня облегчённо выдохнула.

Зинаида Леонидовна обвела внучку вокруг пальца: прописалась в квартире (Нинины двадцать три квадратных метра общей площади непостижимым образом превратились в семнадцать) и получила нотариальную доверенность на продажу дома, которую Нина подписала под предупредительно-вежливое «вот здесь, пожалуйста, фамилия полностью, дата, месяц прописью» нотариуса. Так Нина лишилась законных метров в квартире отца и папиного наследства, с которым её ловко обманули: дом был крепким и вовсе не собирался разваливаться. Шабашникам Дерябины не задолжали, расплатились сразу. И от продажи дома выручили втрое больше, чем сказали Нине.

Деньги, которые следовало разделить пополам, Зинаида Леонидовна разделила «по справедливости»: свою половину отнесла в сберегательную кассу, а Нинину поделила между роднёй. Часть внучкиных денег отдала сестре («А как не отдать? она мне родная сестра, обидится, коли в дележе обойду»). Часть – сестриному сыну («Племяш мой сродный, да и тебе не чужой»). Часть оставила себе. Сына растила, кормила, одевала-обувала, а теперь – внучке отдать его долю? Замуж выйдет, денежки мужу отдаст, тот их и протрынькает. У бабушки-то целей будут. Это только в арифметике половины равными бывают, а в жизни они разные, каждому по судьбе.

Оставшуюся четверть (сказать точнее, четверть от Нининой половины по завещанию), отщипнув от неё изрядный кусок, Зинаида Леонидовна торжественно вручила внучке со словами: «Бери. Твоя доля».

Получив из бабушкиных рук тонкую пачку денег, Нина не сумела скрыть разочарования: неужели дом стоил так дёшево?

– Ты морду-то не вороти. Пачка маленькая, зато купюры крупные. Небось не видела столько-то, в руках не держала деньжищи такие. Тебе их надолго хватит, если с умом распорядишься».

Забегая вперёд, скажу, что «деньжищ» хватило на полгода, когда Нина осталась без работы.

Натэла потеряла дар речи, когда услышала о подписанных документах.

– У них же есть телефон, так почему ты приняла такое важное решение сама? Распустили перед тобой перья, ты и повелась на уговоры. Всё отдала, всё подписала. И ободрали они тебя как медведь овцу. Ты бы хоть у нотариуса поинтересовалась, сколько дом тот стоил! Простодырая, как отец твой. Всем сёстрам по серьгам раздала, себе от иголки ушко оставила.

– Мама!

– Что – мама? Зачем тебе мама, у тебя вон сколько родни, их теперь слушаешь, мать не нужна.