Екатерина Никитина - Сто кило историй

– Вов, прости меня, пожалуйста. Я с этим спортзалом совсем тебя замучила. Все из-за меня.

– Наташ, – спросил Владимир, стараясь не шевелить животом, – а я у тебя хоть немножечко Бандерас?

– Ты для меня намного лучше, – сказала Наталья и осторожно обняла лежащего мужа.

…

– О, братан, а я думал, ты сюда больше ни ногой, – удивленно сказал Толик, глядя на входящего в спортзал Владимира.

– Размечтался, – воинственно отозвался Владимир. – Что это – ты, значит, можешь себе вместо рук накачать горный ландшафт, а мне слабо? Давай, показывай, как тут выпиливать из себя Бандераса.

Вика планировала родиться прекрасной принцессой. Тонкой, золотоволосой, с серебристым смехом. Свои щедрый 52-й размер и грудной низкий смех, шедший в комплекте, она считала ошибкой в расчетах и не принимала во внимание.

В детстве она думала, что заколдована злой колдуньей, и достаточно поцелуя любящего принца, чтобы снять наваждение. Вика была коренастой девочкой с крупными чертами лица, носом картошкой и невыразительными глазами под широким лбом. Принцы вокруг нее, прямо скажем, не гарцевали. Пришлось брать судьбу в свои руки.

На роль принца был назначен пацан, с которым они вместе отбывали летний срок на соседних дачных участках. Арсений был на два года младше, не блистал ни умом, ни харизмой и дни проводил в одиночестве, пытаясь научить местного пса Дружка прыгать через обруч. Пока Дружок, который равным образом откликался на Шарика, Бобика, Тузика, лишь бы кормили, освоил только команду «Умри», после которой падал на землю, подставлял пузо для глаженья и впадал в праведный сон.

Сначала в ход пошел флирт. Вика поймала Арсения на озере и напихала ему в плавки песка. Арсений ответные чувства не продемонстрировал, но на озере появляться перестал. «Все, влюбился», – немедленно поняла Вика. – «Теперь боится, что я узнаю, поэтому и избегает. Скромный». В 10 лет такие выводы давались легко и просто.

Чтобы показать, что бояться нечего и чувства взаимны, Вика пошла в атаку. Арсений окопался на своем участке, заманил колбасой туда же Дружка и на улицу носа не казал. Вика повязала в волосы бант, накрасилась красной помадой (мама уже три дня пыталась найти тюбик, но дочь пока не подозревала) и перемахнула через невысокий забор.

Арсений был на пороге педагогического прорыва. Дружок с интересом обнюхивал обруч и явно раздумывал, прыгать или нет. Жажда нового читалась в его добрых глазах. Вдруг по макушке больно ударило яблоко. Арсений оглянулся. Над ним нависала Вика, улыбаясь кровавыми губами, как вампир из недавнего ужастика. Арсений понял, что спасения нет.

Глядя на перепуганного принца, Вика поняла, что он скован робостью и смущением, как и описывали в том романе про своенравную огневолосую Летицию и мужественного Марка. Роман она стащила с маминой тумбочки и проглотила за вечер.

Вика притянула Арсения к себе за майку, поцеловала его в губы, аккуратно положила обратно на траву, потрепала разомлевшего на солнце Дружка по загривку и с чувством выполненного долга, походкой от бедра, как репетировала перед зеркалом, отправилась назад. Дома подошла к зеркалу и поняла: принц был не настоящий. Придется искать дальше…

Лет через двадцать, привольно расположившись на поскрипывающем от натуги диване, Вика говорила очередному поклоннику:

– Знаете, я до сих пор уверена, что с первым поцелуем женщина понимает все самое важное о мужчине… – и лукаво прикрывала глаза.

– Ой дура, – думал, не переставая улыбаться, поклонник, – но, боже мой, какая же у нее роскошная грудь.

Шесть дней в неделю, с понедельника по субботу, Лиза жила легко и беззаботно. С воскресеньем все было иначе. В этот день Лиза отправлялась в гости к маме. На пирожки.

Лиза терпеть не могла пирожки в принципе и особенно с капустой, но именно их мама пекла ей каждое воскресенье, потому что «как же для ребенка не расстараться». 26-летний ребенок, отягощенный двумя высшими (одно пока не законченное), престижной работой и английским в совершенстве, понимал: не съесть пирожок означает плюнуть маме в самое сердце.

Лиза приезжала, бросала сумку, целовала маму в щеку дежурным поцелуем и проходила на кухню. Там уже дожидались пирожки и горячий чай. Лиза брала один пирожок и начинала мучительно есть.

Мама садилась рядом, подпирала подбородок рукой и говорила, ни к кому особенно не обращаясь: