Franny Glass - Franny Glass – Заблуждение

Я прохожу мимо пьяной компании, и слышу «стой».

Меня это слегка пугает, даже останавливает. Несколько человек подходят шаткой походкой и интересуются сигаретами.

– Не курю, – отвечаю я. Пробую пройти дальше, но дорогу мне закрыли.

– Деньги есть? – спрашивает хромой, лысый и с длинной, засаленной бородой.

– Нет, – вру я.

– А если найду?

Растерянность. То ли бежать нужно, то ли отдавать деньги и пакет с пивом. Боец из меня никудышный. Их трое. Второй алкаш делает шаг в мою сторону, его глаза уже давно обшарили пакет и нашли там кое-что интересное для себя. Он делает шаг ко мне.

Я срываюсь с места, пробую проскочить вправо. Нужно оббежать лысого и дальше прямо до подъезда не останавливаться. Почти удалось. В голову мне прилетает что-то тяжёлое. Раздается звон, треск. Я падаю. Везде осколки бутылочного стекла. Трогаю макушку и вижу на пальцах кровь. Больно. Подходят мужики и начинают бить по мне ногами. Присоединяются остальные, в том числе и Гришка. Удары приходятся по голове, ребрам, печени и ногам. Всё тело ноет. Пакет поднимают с земли, из карманов достают телефон с наличностью и уходят. Быстро и технично. Как будто, никого и не было. Я остаюсь лежать около пешеходной дорожки, в ста метрах от дома. С рассеченным черепом, истекая кровью. Подо мной образуется большая, тёмно-красная лужа. В глазах чернеет. Над головой небо, и в нём светится несколько звёзд. Рядом деревья шуршат своими листьями. Люди проходят мимо. Все такие разные. Так много. Они делают вид, что не замечают избитого парня. От этого грустно. Голова ноет сильнее. Веки тяжелеют, а затем опускаются совсем.

2.

Странно очнуться в незнакомом месте. Ещё страннее, когда осознаешь, что это больница. Перед лицом белый потолок с жёлтыми разводами пятен. Стены выкрашены в светло-зелёный колер. Кое-где проглядываются трещины и выпавшие куски. Окна всего два – маленькие и невзрачные. Через них, и проржавевшую занавеску, пробивается тусклый свет. Наверное, погода пасмурная. В палате шесть коек. Старые, железные кровати с решетчатыми перегородками у изголовья. Если встать, то наверняка услышишь, как заскрипят пружины под матрасом.

В голове муторно. Она оказывается плотно замотана в бинт. Интересно. Я снова начинаю смотреть вокруг себя. Коек шесть, но занято лишь четыре. Две даже не застелены. Я лежу в углу, справа от окна. Дверь в палату напротив. Передо мной, сквозь решётки, видно облысевшую, сморщенную голову какого-то деда. Она у него лежит на подушке, будто приросла, совсем не шевелится. Спит. Надеюсь, не помер. Чтобы увидеть следующего соседа, приходится немного привстать. Это сделать не так просто, как кажется. Всё тело болит. Вижу молодого парня. Сидит боком, опершись спиной о стену, пялится в айфон. Выражение лица кажется туповатым. Второй подбородок уютно лежит на шее. Пальцы суетливо бегают по сенсорному экрану. Возможно, он выводит слово «скука». Или без «к». Сил смотреть на него больше нет. Я отворачиваюсь к стенке и закрываю глаза. В черноте рождаются кривые линии и узоры. Голова гудит, словно её пытались расколоть надвое. Кружится мысль, что надо бы позвонить матери, только дотянуться до мобильного тоже нет сил. Знобит. Я опять засыпаю. Снится какая-то дурь, в которой на мир готовятся напасть пришельцы. Мы разговариваем об обороне, нам нужно построить какую-то, очень высокую стену. Никак не согласимся, где будем строить – на юге или на севере… а потом всё исчезает.

И снова больница. Зелёная стена не такая уж красивая и чистая, как на первый взгляд. Я разворачиваюсь, чтобы осмотреться. На первой кровати, рядом со входом в палату, сидит смуглый мужчина. Наверное армянин, лет под сорок. Правая ступня у него загипсована. Он сидит, поджав под себя левую ногу, и жуёт сочный кусок копчёной колбасы с хлебом. Борода и пальцы блестят от жира. Ест с удовольствием и не торопясь. Сразу видно, доброй души человек.

Дверь в комнату открывается, и заходит врач в белом халате. Высокий, худощавый как я, на шее болтается стетоскоп. Он оглядывает комнату и встречается со мной глазами. Легко улыбается. Подходит.

– Добрый день, Максим Александрович, вы проснулись?

Я не вижу смысла отвечать на подобный вопрос.

Врач долго смотрит на меня, затем в папку, которая пришла с ним в руках. Его маленькие, карие глаза сверлят буравчиками. Изучив содержимое папки, он присаживается на стул рядом со мной и спрашивает моё самочувствие.

– Ничего, – отвечаю я.

Такой ответ его не устраивает. Он начинает расспрашивать про боли, голову, и слушает моё сердце.