Макс Фетт - Голос Музы

На скопленные с пособия деньги он купил первые протезы. Их хватало на проектировку и весьма долгую сборку уменьшенных версий самолетов, коими был увешан весь кабинет. Дин застал дедушку единожды. Годовалого его переноске положили перед счастливым морщинистым стариком с густыми усами. Лампа за его седой макушкой горела, как нимб у ангела. Дин тянулся к ней, а дедушка посчитал, что его интересовала моделька над головой. На самом деле он и сам хотел подарить одну из них, но не мог придумать повода, чтобы не показаться самовлюбленным перед сыном. Дедушка снял ее с крючка и отдал отцу малого.

– Пускай подарок будет от тебя, – сказал он с милой старческой улыбкой.

В один весенний день старик пропал. Квартира оказалась продана, вещи розданы в детские дома, на работе его не видели около месяца. На звонки отвечал женский голос, говорящий, что абонент не абонент. Заявление в полицию о пропаже ни к чему не привело. Проверили билетные кассы города, обыскали морги, но ничего. Дедушка будто бы растворился в утреннем тумане и с наступлением дня рассеялся в воздухе. Отец дни на пролет проводил в кабинете пропавшего инженера, ища ответы, но не нашел даже записки.

Через литры выпитого и многие тирады жалостливых высказываний собутыльников, он примирился с решением дедушки. Последний оставленный им яркий след в виде модели Кит-2 подарил сыну, поведав о его важности и памяти, который он несет. Дин чтил это, поэтому старался намотать на крыло как можно больше нитки, чтобы моделька ненароком не полетела на землю с четвертого этажа.

План по запуску в его голове созревал давно, да вот никак не хватало смелости его осуществить. Вместо нее идеально пристроилась злость. С ней не приходилось думать о последствиях, лишь страдать от угрызений совести после содеянного.

Дин открыл окно. Погода выдалась летная. Ветер и улица без прохожих, которые могли внезапно получить деревяшкой по макушке. Перед полетом были проведены проверки: крепость нитки путем подергивания ее со свисающей моделькой на конце и осмотр соседних окон на наличие любопытных соседей.

Подобно саперу летчик крупно ошибается единожды. Дин в этом плане молодец – учел все возможные трагические исходы. Но, как привило, хороший пилот помимо большого опыта должен иметь отличную теоретическую подготовку, в особенности важна математика, по которой малой имел натянутую тройку с минусом.

Расстояние до дуба напротив было вычислено неправильно и Кит-2, пролетев три метра, потерпел крушение, застряв между стволом и толстой веткой. Дин в панике дернул за нитку – та оторвалась, и извиваясь, плавно спустилась к корням дерева.

Малой застыл в оконной раме, уподобившись картине мальчика, понявшего, что попал.

Бежать за потерей нельзя – никто не пустит, прыгать из окна тоже – ещё никто ни о чем не узнал. Сделать веревку из пододеяльника и покрывала… Если поторопиться, то родители не успеют налить и выпить, а Дин уже вернется. Он отцепился от рамы и повернулся к кровати. На ней неподвижно сидела Клара, покрасневшая и заплаканная. Она не убежала жаловаться, не вытиралась, а смотрела большими коричневыми глазами на удивленного мальчика, тихонько шмыгая носом и давая слезам стекать по щекам.

– Хватит. Ты чего? Эй! Клаха! Мы вехнем самолетик. Хватит плакать, – он взял ее за плечи и начал трясти.

Каждый знает, что из грустного человека нужно всего на всего вытрясти все слезы и ему станет лучше. Только почему-то этот прием никогда не срабатывал, но люди не теряют надежды.

– Я сейчас пхыгну, если не пехестенешь! – он подбежал к окну. – Обещаю пхыгну!

Веки Клары, распахнулись, как тюремные прожектора, когда малой поставил ногу на подоконник и вылез наружу почти по пояс. Он дернулся, и девочка вскочила с кровати, поспешив вытереть мокрые глаза.

– Так-то.

Дин полез обратно, но запутался ногой в шторе и из-за носка с ежиками скользнул на ней по подоконнику, и вывалился наружу, ударившись виском об окно.

Сильный ветер в лицо, крики, громкие звоны серен, холод. Впереди загорелся теплый, яркий свет. Чересчур яркий.

– Скорая, – процедил злой отец на кровати, ищущий, как выключить сирену на игрушечной машинке. – Тыщу раз говорил, что кто-нибудь об нее ногу сломает. Кому говорил?

– Ой-ей, самый больной в мире человек, – высмеивала его сидящая на коленях мама и обратилась к лежащему на ковре сыну. – Пожалей папку, а то ему вон как больно.

– Отвали. Дай лучше нашатыря ребенку.