Лариса Суворова - Игра с мечтой

Причин было всегда две. Первая – отец выпивал. При этом он не становился мерзким слюнявым типом. Вовсе нет. Да и деньги он пропивал не все. Достаточно приносил. В квартире всё было, И в отпуск они с матерью на море ездили. Дочерей он любил, и всегда старался рассмешить. И со смены (он работал водителем) всегда приносил для детей что-то вкусненькое. Но у матери были какие-то свои счёты, которые девочки поначалу не понимали «Вовка, у тебя майка опять наизнанку, и ночью от тебя опять толку не будет никакого». То, что с каждым прожитым годом сестры стали понимать яснее, вгоняло их в краску. А потом привыкли. Отец уже не всегда приходил на ночь, и девочки его понимали: любовь в этой квартире исчезла совсем. Не только между родителями, но и по отношению к ним.

Мать, отработав смену в столичном колледже, где она была в списке лучших педагогов, приезжала домой и изобретательно устраивала какие-то странные спектакли. Вместо того, чтобы накормить голодных сестер (готовить они научились рано, но ведь нужны деньги на продукты), она доставала из шкафа нарядную ночную сорочку и объявляла: «А теперь, пошли из квартиры вон! Ко мне сейчас придет любовник, ведь ваш отец ни на что не годится». То, что с мамой лучше не спорить, чтобы она не стала громко, на всю лестничную площадку, голосить, сёстры уяснили быстро. Набросив верхнюю одежду, они мчались из дома прочь, зная, что никто сейчас не придёт в эту квартиру, но, вероятно, маме, от этого спектакля станет легче.

Повезло им сильно в одном: на первом этаже дома в ближнем Подмосковье, где они жили, находилась библиотека с читальным залом. Их туда всегда пускали. То, что девочкам не хотелось, чтобы все знали подробности жизни их родителей, казалось, шло вразрез с желанием матери, которая ходила и к отцу на работу, требуя от его начальства «приструнить этого кобелюку», и к той «потаскушке», где отец мог в уюте поспать после смены, предварительно пропустив бутылочку. В общем, округа была в курсе всех событий Таниной семьи. Благодаря времени в читальном зале, Таня и Катя росли начитанными и уроки делали исправно, и очень прилично учились. Тяжелее всего было зимой, когда мать могла уже поздним вечером устроить подобную сцену, а читальный зал был уже закрыт, и девчонки мерзли, стоя в подъезде. Когда же она их, наконец, впускала, то есть хотелось так, что сводило животы, но нужно было быстрее прошмыгнуть в постель и спать.

Потом вдруг отец появлялся в квартире опять, и становилась и сытнее, и уютней. На лето он отвозил их в деревню к бабушке, в Липецкую область. Там был замечательный дом, выстроенный на века из толстенных брёвен, с печкой, которую сложил дед, по призванию печник. Здесь девочки отъедались, отходили от подмосковных будней и душой, и телом.

Здесь же первый раз с Катей случилось то, что поначалу очень Таню напугало. Как-то посреди ночи она была разбужена громким криком. Когда Таня вскочила с постели, то увидела, что Катя сидит в кровати и очень громко кричит. Она подошла к сестре, взяла её за руку, погладила по плечам, прижала её голову к себе и успокоила. Но с тех пор ночные крики Кати стали повторяться довольно часто. Никто из взрослых сильно этим не озаботился, и они продолжались ещё очень долго, до тех пор, пока сестры жили вместе. Дальше были определённые изменения, но об этом позже.

В этой же деревне обитала не только родня отца, но и матери. Две её сестры со своими мужьями, которые общаясь с девочками, задавали такие вопросы, что Тане хотелось затаиться и молчать. Уже тогда она очень тонко чувствовала недобрую зависть, исходящую от тёток. Ведь только матери удалось так удачно перебраться поближе к столице, когда папа нашёл там работу на военном заводе шофером при начальнике. Да и квартиру от завода получить удалось. И мать там несколько лет на этом заводе проработала, прежде чем случилась перестройка, на заводе начались беспорядки, и родители освободились от пожизненной принадлежности к «почтовому ящику» (так тогда называли военные учреждения). Катя была не столь проницательной и охотно делилась любыми семейными событиями со всей родней. Тётки ей явно благоволили больше, видя, что Таня себе на уме.

А потом опять возвращение в Москву. И всё начиналось по новой. Очень спасала школа. Таня любила школу. Класс был хороший, дружный. И классная руководительница оказалась понимающей. Когда появлялась в школе мама, и требовала от классной применить меры к дочери, которая подделывает отметки в дневнике, или ещё за какие-то обычные ученические проделки, то классная только покорно кивала головой. Но Таня как-то услышала её разговор с другой учительницей и слова: «Бывают же такие родители! Все приходят и защищают своих детей, а эта – «Накажите построже!» А девчонки ведь у неё хорошие, Таня, вот, к примеру. С ней бы позаниматься дополнительно, и в институт сможет поступить, не в пример многим».