– Что было дальше? – спросила супруга, с интересом слушая мужа.
– Потом была война. Моисей Семёнович ушел на фронт. Его жена и трое детей три года прятались в катакомбах, молясь Богу, чтобы отвернул смерть от их единственного кормильца. И Бог услышал их молитвы.
Хмурым ноябрьским днём 1944 года, в старый одесский двор вошёл калека, опираясь на костыли. За его плечами висела солдатская котомка. В ней лежало три буханками черного хлеба, банки иностранных мясных консервов, кусок сливочного масла и немецкий шоколад.
– Что же ты сбежал от своего счастья? – спросила жена.
– Испугался.
– Кого испугался?
– Испугался, что арестуют.
Она с тревогой посмотрела на мужа.
– А было за что?
– Я украл бриллиант у отца невесты. Вот такой, – он развёл руки в стороны.
– И, где бриллиант? – спросила Наташа, после нескольких минут гробового молчания.
Он с опаской огляделся по сторонам, полез в чемодан, доставая оттуда чёрный носок, завязанный узлом.
– Вот! – прошептал.
Она с трудом развязала узел, заглядывая в носок…
– Что это? – Наташа разглядывала плоский, прозрачный, как слеза камень.
– Бриллиант, – прошептал, оглядываясь по сторонам.
– Ты уверен? Не похож на бриллиант.
– Его надо продать. В Одессе многие живут скупкой краденного, – молодой человек посмотрел в глаза жене. – Мы будем с тобой богаты, Наташка, понимаешь?
– Не нравится мне всё это. Даня, как ты мог украсть чужое? – она отошла в сторонку, смахивая с глаз слезинки.
Неожиданно на плечо Даниила опустилась тяжёлая ладонь, сдавливая плечо, как в тисках. Он испуганно оглянулся, поспешно пряча в карман пиджака носок с бриллиантом. За его спиной стоял огромного роста мужик в длинном, мятом пиджаке. На плече висел дорожный узел. Черные штаны, заправленные в высокие, давно не чищенные сапоги. На голове шляпа из-под которой в разные стороны торчали седые волосы. Карие, выпуклые глаза под широкими, густыми бровями строго смотрели на Даню. Полные губы, сжавшись в полоску, исчезли в густой бороде.
– Вот я и разискал тибя, синок! – мужик развёл огромные ручища в стороны, делая поворот на триста шестьдесят градусов. – Променять Одессу на бандитский город?!
– Па-па! – по слогам проблеял Даня. – Откуда вы взялись?
– Шоб я так жил! – мужчина покачал головой. – Матери твоей, перэд тем, как… обещал найти тибя.
– Мама умерла!? Когда? Почему мне не сообщали? – закричал Даня на весь перрон.
– Не умерла так умрёт, когда увидит на кого ты стал похож! Стиляга! Тьфу! – он смачно сплюнул себе на бороду. – Патлы отрастил, как баба. Ты би ещё бантик на них повязал. Кошмар! И это мой син! Данька, – он помахал перед его носом пальцем, – не нервируй миня! Марш домой!
– Папа, я здесь, я в Ростове, …я женился, – невнятно промямлил Даня, указывая на рядом стоящую женщину.
– На этой? – спросил старик, меняясь в лице, в ужасе пятясь назад. – Данька, где били твои глаза, когда ты вибирал жену? Или ты смотрэл в другое мэсто? Поверь отцу – то мэсто у всех женчин одинаковое, – он окатил стоящую рядом с сыном женщину брезгливым взглядом.
– Как звать?
– Марусей зови, а хочешь Сарой буду, – она потянулась к бороде старика. – Волосатый какой. Как хочешь, так и зови. Шампанским угостишь девушку или сразу перейдём к делу. Это недалеко. Здесь за углом. Обслужу, как в сказке. Главное – деньги вперёд и не умри, дед, от восторга! – раздался хриплый женский голос.
Даня с ужасом поднял взгляд на женщину.
Рядом с ним стояла пьяная вокзальная шлюха. Под левым глазом расплылся синяк. Во рту не хватало двух передних зубов. И разило от неё перегаром так, что хотелось надеть на лицо кислородную маску.
– Кем эта шлепарша (грязнуля, неряха) будет работать в Одессе? – простонал старый Соломон, хватаясь за голову. – Её улицы подметать не возьмут! Харпе (позор)! Данька, бист мешуга (Ты сошёл с ума)!
– Зачем мне твои улицы, папаша? – произнесла хриплым голосом «мадам». – Я и на своих зарабатываю неплохо, – и сплюнув себе под ноги, поплелась вдоль перрона. – Говно клиентура сегодня, – пробурчала под нос.
– Здравствуйте, – раздался нежный голосок.
– И вам здоровья, – ответил Соломон, приподнимая шляпу.
– Папа, познакомься, моя жена Наташа, – Даня облегчённо вздохнул, увидев в глазах отца искру одобрения.
– Син, шо ты молчал нам с мамой, шо женился?! Ми би на свадьбу приехали, стол шикарный накрили. Ой, вей! Кого ми вирастили! Кусок дегенерата! Наташенька, я папа этого цидрэйтер (ненормального) – твоего мужа.
Читать дальше