Там, наверху, с покрывшейся инеем бородой, с окоченевшими от холода руками, он все шесть часов, пока не прилетел спасительный вертолёт, навывал недавно придуманные слова недавно вышедшей песни всё норовившему потерять сознание проводнику. Растирал его, растирал себя и пел. Упрямо, хрипло, зло пел.
Швейцарец, не знавший ни слова по-русски, в какой-то момент начал подвывать.
Гора молчала. Гора слушала. А потом то ли сжалилась, то ли мелодия ей понравилась, взяла и убрала туман.
Спасатель, кажется, был в красной каске, трос тоже вроде был красный, а остальное – больница, врачи – в памяти сильно смазалось.
Только удаляющаяся гора на прощание отчётливо одобрительно кивала своей когтистой вершиной.
Шестнадцатилетняя Настя девушкой была колючей: чуть что – хлопала дверью, а если уж совсем доставали, то выбегала из дома и прыгала на свой недовольно ворчащий мопед.
Выбежала она и сегодня, после того как Марина, услышав в ответ на невинную просьбу убрать комнату бесцеремонное «Отстань!», не сдержалась и кинула в дочь недоеденным яблоком. Яблоко в цель не попало, но, ударившись со всей дури о стену, оставило там пятно и разлетелось на множество кусочков.
– Ну и катись на все четыре стороны! – крикнула дочери c балкона Марина.
Настя показала матери большой палец, кое-как собрала в пучок совсем недавно выкрашенные в розовый цвет волосы и спрятала их под шлемом.
Оставшийся день Марина провела в суете: надо было и за продуктами, и в банк, и туфли из ремонта забрать. Подъехав вечером к дому на окраине Берна и увидев у себя тёмные окна, она нервно поглядела на часы: у них с дочерью был уговор, что та или приходит домой до девяти, или предупреждает, что задерживается. Зайдя в квартиру, она поняла, что Настя договор нарушила.
– Вот гадина! – проворчала Марина, раскладывая содержимое пакетов по местам. – Совсем слушаться перестала.
Злость очень быстро сменило беспокойство. Телефон Настя оставила дома. Друзья и знакомые, которых тут же обзвонила Марина, в голос твердили, что Настю сегодня не видели.
Начинало темнеть. В пустой квартире ей вдруг стало не по себе, и она включила везде свет.
– Где же ты? – пробормотала Марина, зайдя к дочери в комнату.
Там был традиционный бардак, на полу всё ещё валялись ошмётки яблока. Выкинув уже потемневшие куски в мусорное ведро, стала наводить порядок у Насти на столе, на кровати, на полках. Потом принесла тряпку и тщательно, как будто от этого зависела чья-то судьба, протёрла в её комнате пол. Закончив, села на краешек стула, ровно так села, неподвижно.
– Настенька, милая! Пожалуйста, вернись! – прошептала она, беспомощно глядя в стремительно чернеющее небо.
Посидев так, Марина решила, что надо звонить в полицию. Приехали быстро, женщина в форме через толстое стекло очков задала много вопросов, дала что-то подписать и со словами «Будем искать!» уехала.
Марина осталась одна в пустой квартире и обессиленно опустилась на стул в комнате дочери.
«Какой кошмар!» – подумала она, разглядывая своё отражение в почти чёрном окне. Она пригладила волосы рукой с одной стороны. Потом с другой. Это успокаивало.
«Всё будет хорошо, она вернётся, – говорила Марина себе, продолжая поправлять волосы. – Обязательно вернётся».
Отражение в окне медленно гладило себя по голове, потом повернулось боком и замерло, пристально и подозрительно глядя на шкаф.
«Не будь дурой, твоя дочь в жизни бы в шкаф не полезла», – в голове у Марины на секунду просветлело, но мысль о том, что Настя, возможно, там лежит без сознания, ужалила и заставила Марину нервно вскочить и распахнуть дверцы.
– Какой бардак! – радостно воскликнула она, увидев там только скомканные шмотки, и начала с исступлением аккуратно развешивать джинсы, футболки, свитеры. Убирая, пыталась вспомнить, когда же они с Настюшей переступили ту грань, после которой стало возможно кидаться друг в друга вещами и говорить гадости.
Казалось, вот они совсем недавно пускают с балкона мыльные пузыри и всё хорошо. А потом вдруг резко всё трещит, и превращается маленькая хрупкая принцесса в колючего ежа, а её не менее хрупкая мама – в мегеру. И борется ёжик с ядовитыми змеями на голове у сварливой бабы, защищается как может. А мегера шипит, изрыгает проклятия… Когда, когда случился этот перелом?
Читать дальше