– Знаю, нам показывали – хорошая машина. Но все зависит от поставок из Англии автомобилей Остина. А те, сам знаешь, только говорить умеют. Но что интересно: бронеавтомобиль – чисто наше, российское изобретение.
– Ты имеешь в виду бронеавтомобиль Накашидзе?
– Да.
– А ты знаешь, что когда их сделали во Франции и перегоняли в Россию, то немцы два бронеавтомобиля реквизировали для изучения и наше военное министерство даже ноту не послало?
– Как бы нам не встретить в бою свои же бронеавтомобили.
– Во-во, и я к тому же. Но это еще что! Вам рассказывали о совсем новой технике – танках?
– Так, вскользь. Я так и не понял, как эта тяжелая, громадная уродина на гусеницах может передвигаться? Это далекое-далекое будущее. И то вряд ли.
– Нет, Глеб, это уже реальность нашего времени. Вот увидишь, они появятся уже на этой войне! И это будет последняя война людей против людей, в будущем наступит война моторов. Вот тогда точно шашки и сабли повесят на стены для красоты.
– Ты, Михаил, фантазер: какие танки, если пулеметы предлагается запретить как негуманное оружие?
– Всякие запреты только подстегнут разработку новых видов вооружения. И пример – гранаты. Вам показывали?
– Даже заставляли бросать эти банки с ручками. Тяжелые и неудобные. И уж не офицерское это оружие точно.
– Согласен – уродина. Правда, у немцев удобнее… И почему у них все оружие какое-то ладное: берешь, а оно с рукой сливается? Что пистолеты, что пулеметы, а гранаты – мы на десять метров в лучшем случае свою «банку» можем бросить, а они со своей длинной ручкой – на тридцать-сорок, вот и подойди к ним на штыковую атаку, – и вдруг Тухачевский сразу как-то в разговоре переключился: – Ты, Глеб, в Москве бывал?
– К сожалению, нет. Говорят, что это самый красивый русский город. У меня там есть родственники по матери.
– И что, ни разу не был?
– Не приглашали, – грустно ответил Глеб.
– Будешь, – серьезно заметил Михаил. – Это я тебе обещаю. Глеб, какая она, Москва, красивая. И летом, и зимой. Я в Петербурге был: он строгий, чопорный, в нем все время хочется живот подтянуть. И девушки другие – прямые какие-то.
– А москвички?
– Будет первый отпуск, и поедем обязательно в Москву. Москвички – они очень красивые, хохотушки и все чуть-чуть курносые, – Тухачевский засмеялся, потом достал из нагрудного кармана небольшую фотографию, где, немного вполоборота, сидела за столиком с цветами красивая молоденькая девушка с толстой косой, перекинутой на грудь. – Это моя невеста, Нина, ей семнадцать лет; она только что после гимназии поступила в университет, а в апреле пятнадцатого ей исполнится восемнадцать, и мы поженимся. Так решили наши родители, – с теплотой в голосе сказал Михаил и, погладив фотографию тонкими пальцами, спрятал обратно в нагрудный карман и спросил: – А у тебя, Глеб, невеста есть?
– Нет, не встретил. И когда это произойдет, я не знаю: может быть, через день, хотя вряд ли – война, может через год, а может, через двадцать лет… Я хочу так, как и должно быть: как молния в сердце, и ты вдруг понимаешь, что это и есть любовь. Но когда-нибудь это обязательно произойдет, и, наверное, лучше, если после войны.
– Решено – в отпуск вдвоем в Москву, будем искать тебе невесту.
– Смешной ты, Михаил, – мы же едем на войну.
– И что? Мы с тобой, Глеб, едем побеждать, получать награды и звания. Мы еще генералами будем. Вот увидишь!
– Хорошо бы и живыми, и генералами, – засмеялся в ответ Смирнитский…
Ах, молодость, как ты хороша!
В дверь постучали, и в купе заглянул офицер с погонами штабс-капитана.
– Господа офицеры, прошу к нашему столу, в соседнее купе.
Отказывать офицеру выше званием в армии не принято. Глеб и Михаил поднялись и пошли в соседнее купе.
– Прошу, господа подпоручики, – пригласивший штабс-капитан широко открыл дверь. В купе находился еще один офицер, тоже штабс-капитан. Только сейчас, вблизи, Михаил и Глеб увидели, что у офицеров на мундирах отличительные нагрудные знаки – белые разлапистые эмалевые кресты лейб-гвардии Семеновского полка. Стало как-то страшно неловко.
– Проходите, присаживайтесь, господа офицеры. Давайте знакомиться: лейб-гвардии Семеновского полка штабс-капитан Алексей Петрович Хлопов, – пригласивший подпоручиков офицер протянул руку для рукопожатия. Хлопову было лет тридцать. Высокий, широкий в плечах, темноволосый, с живыми карими глазами, в которых плескалась искорка смеха. Его попутчик был уже немного пьян. Ему было далеко за тридцать, ближе к сорока – тот возраст, когда погоны подполковника давно должны бы были украшать его мундир. Штабс-капитан выглядел даже старше – седина сильно побила его короткую прическу. На левой стороне мундира висел Георгиевский крест. Офицер встал и, пожимая руки Михаилу с Глебом, поздоровался:
Читать дальше