Елена Шейнкнехт - Подземка

– Пули, Пули, ешь, мой дружок, – заговорила с кем-то Сайра. – Хороший мой.

Она провела по воздуху рукой, со стороны ее действия казались нелепым бредом, казалось, что старуха, размахивавшая руками, как будто бы взбивая воображаемую пуховую подушку, сошла с ума. Но стоило ей еще раз провести рукой, как в пустом пространстве появилось четвероногое чудовище с огромной тигриной головой и с выступающими наружу острыми металлическими клыками.

Сайра потрепала тигра за ухо, он широко открыл пасть, лениво зевнул, облизался и лег на все четыре лапы, вальяжно развернув голову, и одарил хозяйку преданным взглядом.

– Пули, запомни: эту девочку нужно охранять, она наш друг. Не пугай ее! – старуха пригрозила тигру пальцем и еще раз провела рукой по его жесткой шерсти от головы и вниз по хребту, задержалась на несколько секунд, и провела рукой по хребту в обратном направлении, скрывая от посторонних глаз своего укрощенного питомца.

С появлением девушки в лачуге и возникшими хлопотами по ее уходу Сайра не забывала о своих обязанностях и вовремя всё исполняла, строго по установленному графику, в очаге не переставая горел огонь, варились отвары. Несмотря на ее солидный возраст, даже сама Сайра не смогла бы дать точный ответ на вопрос, сколько ей было лет, она помнила себя с того возраста, когда ее научили читать, писать и считать. Учителей в ее жизни было много. Родителей она вообще не знала. Были ли они? Наверно были, но в ее жизни не оставили и следа, а только глубокую душевную рану, толщиной с человеческую ладонь. Ею же сначала провели по уродливому тельцу и туго запеленали в пеленку. Затем младенца завернули в теплое байковое одеяло и положили на дно плетеной корзины. Корзину с маленьким свертком, в зимнюю заснеженную ночь, оставили возле ворот православного женского монастыря Черногории рядом с островом Цветов.

В дверь постучали. Не дожидаясь, когда хозяйка лачуги впустит на порог гостя, кто-то снаружи повернул ручку и толкнул дверь тяжелым сапогом. Это был стражник. Он зашел в комнату и подошёл к старушке.

– Ну что, старая, как там твоя подопечная? Живая еще?

– Голубчик, слава Богу, дышит, но совсем слабая, выкарабкается или нет – пока не знаю. – Сайра подняла руку и указала указательным пальцем вверх, как будто показывая, что есть кто-то свыше, кто знает ответ на этот риторический вопрос.

– Ты там не мудри, если все усилия бесполезны, то ты сама, старая, знаешь, как мы решаем эту проблему, лучше пусть городу послужит, чем у тебя в конуре сгниет. Скажи точно, что мне записать в книжке, будет жить?

– Да, милок, поднимется, только дай время маленько.

– Ладно, так и запишу.

– А тебе налить немного веселящего напитка?

– Хе-хе, – усмехнулся стражник, – еще спрашиваешь! Конечно, налей.

– Сейчас, голубчик, всё сделаю, – ласковым голосом проговорила старуха и удалилась в соседнюю комнату.

Она налила сначала в металлическую кружку напиток, потом покрутила ее в руке и вылила обратно содержимое в котел. С полки достала массивную мраморную кружку, большим половником налила отвар и вернулась обратно в комнату.

– На, вот попей.

– Ой, плохо мне, Сайра. Хандра на меня какая-то напала, всё тело болит, ни камни, ни шары не помогают. Вспомнил я давеча луг зеленый да лай собак! – сказал стражник.

Он взял кружку из рук Сайры, сделал жадный глоток, и по всему его телу мгновенно растеклась приятная теплая жидкость.

– Да ты, голубчик, болен, что ли? У тебя на лбу выступили капли пота, да ты горишь, милок!

Старуха подошла ближе к стражнику, взяла его за запястье руки и посчитала пульс. Ее что-то насторожило, она сделала над собою усилие и, помотав головой, многозначительно проговорила:

– Да! – затем добавила: – Сердце учащённо бьется, вот-вот выскочит из груди. Бредишь ты. Откуда ты помнишь про зеленый луг и где ты слышал, как лают собаки?

– Старая, ты что, думаешь, если я солдат, то тогда у меня нет души и стерты из памяти все воспоминания о земной жизни? Иногда я закрываю глаза и вижу: в поле колосится рожь, а на небе плывут облака причудливых форм. А иногда я даже просыпаюсь и плачу. Я хочу еще что-нибудь вспомнить, но не могу, начинает сильно болеть голова, – сказал стражник и, обхватив голову руками, завопил.

– Вот, опять она начинает раскалываться от боли!

Он стукнул себя по шлему, в комнате раздался эхом звонкий чистый звон.

– Ты зачем, старая, этот разговор затеяла? Плохо мне.

– Да ты проходи, не стесняйся, – старуха взяла стражника за рукав его куртки и потянула за собой.