Как мужик, по слухам, он очень был силён и нарасхват, но все его «чувихи» были из разряда гулящих, прошедших огонь, воду и медные трубы.
– Вовка, – иногда вразумлял его по- отечески, – ты вон какой видный, а валандаешься с этими «вешалками», от которых вонь и болезни, неужто чистых и юных не хватает?
– Не могу, – отвечал он искренне, – в детдоме всякой дряни насмотрелся, ни во что чистое уже не верю, да и зачем мне заноза в сердце перед армией.
– Неужто ни разу не влюблялся до безумия, как со мной однажды случилось?
– Было дело, да потом она к моему другу переметнулась.
– Просто беседу провёл или лицо ему попортил?
– Ещё чего, для друга этого добра не жалко, вон их сколько «пасётся», вроде тёлок на лугу.
И это не пустые слова, как только ему надоедала очередная «чувиха», в первую очередь предлагал её мне, но я тактично отказывался из- за различия во вкусах. Питался он кое- как и я его иногда подкармливал, особенно после гульбы. Конечно, просаживать за два дня аванс или получку могли только спившиеся, а большая часть мужского населения общаги всё же заботились о пропитании, иначе ноги не будешь таскать. Да и на советские зарплаты много не разгуляешься, иначе «зубы на полку», как говорила моя мать. Бывало, какая- нибудь сердобольная девка угостит его жареным- пареным, памятуя о материнском наказе искать прямой путь к сердцу мужика только через его голодный желудок.
– Ты уж сам чего надо возьми, – просил Вова, протягивая в огромной пятерне несколько рублей, уцелевших от прежнего хмельного застолья.
– Вид у тебя неважный, – говорил я тоном старшего брата, – надо чаще бывать в гастрономе и пить фруктовые соки.
Решение было твёрдым: каждый день дегустация соков, благо гастроном был в пяти минутах ходьбы от нашей общаги. Но и там Вовка среди рабочей толпы отыскивал откормленную харю и, как только советский интеллигент отходил от прилавка с полной сумкой дорогих деликатесов, вроде черной икры и балыка, как Вовка тут же подходил к нему вплотную и вполголоса ядовито бросал в лицо:
– Простых людей обираешь, гнида, ишь какой мамон отъел!
Мужик бледнел и опускал голову, быстро шёл к выходу, неся вину на покатых плечах.
– Ну зачем так огульно, а вдруг это порядочный человек, – стыдил я друга.
– Нет, я их нутром чую, другой бы огрызнулся, а этот сразу слинял.
Хотя были о осечки, когда здоровый и наглый попадался, то выходили на улицу. Вовка, не дожидаясь отпора, одним ударом кулака сбивал мужика с ног или поддевал на свой калган; не было случая, чтобы народного мстителя избивали.
– И откуда у тебя столько ненависти к сытым? – спрашивал я, хотя в душе поддерживал его.
– Всё оттуда – из детдома: наше начальство со склада мешками тащило, а мы с голоду пухли, – с неохотой отвечал он.
– Но ведь мир не переделаешь, всегда были и будут такие как мы и вот те с отвисшими животами.
– Однако, не дурак же я, все понимаю, но как вижу таких – трясет от несправедливости.
– Тогда учись, новые профессии осваивай, глядишь, на ноги встанешь, свой дом заимеешь и крепкую семью, а детство и у меня было голодным, как раз выпало на военные годы.
– Эх, голова у меня не такая светлая, дурь всякая лезет, да и не знаю, как дальше жить.
– Ты нуждаешься в дружеском совете?
– Да, про тот главный путь, о чем все говорят.
– Давать советы, Вова, неблагодарное дело; ведь у каждого свой мир, своя мера добра и зла, черты характера и прочее…
– Ты же определился, вот и поделись опытом.
– Я, Вова, убежал из дома в неполных 17 лет из-за издевательств отчима и равнодушия матери; ну и нахлебался здесь в Перми обретенной свободы; голодал, мерз, однако, не жалею и не плачу, я понял: человек – вершитель своей судьбы, кузнец своего счастья; добьёшься всего – будешь уважать себя, вот как раз в этом и есть вся сила мужика.
– Очень похоже на мои думки, только словами выразить не могу, все детдомовское так и прет из меня.
– Не переживай, мы все вылезли из советской подворотни; маршировали строем в красных галстуках под барабан, одежка плохонькая, еда абы как не умереть, поэтому и знаем почем фунт лиха, цена слова и дела – копейка.
– Я не лезу в политику, мне плевать на тех, кто «наверху», как и им на нас работяг.
– И все же мы вынуждены идти по их рельсам в то непонятное светлое будущее.
– И куда же, Валера, мы придем?
– На запасной путь, как два бронепоезда.
– Точнее, как два придурка.
– Да, Вова, если не позаботимся о себе.
Читать дальше