Жила в одном приморском городке барсучиха. Была она такая старая, что сама не помнила, когда родилась, и если ее спрашивали, сколько ей лет, всегда искала паспорт. Дети, внуки и правнуки барсучихи давно разъехались, кто в Польшу, кто в Италию, кто в Израиль. Муж ее, старый барсук, был моложе на пятнадцать лет, но по хозяйству не помогал. Сумку поднимет на пятый этаж и ноет, что разболелась поясница – одним словом, мужик. Ездила старая барсучиха на дачу на автобусе, целыми днями копалась в огороде, а осенью таскала в нору припасы. А старый барсук смотрел телевизор, кушал домашние консервы и ругал бандеровцев.
И вот однажды весной пришел ковид. Самоизолировался старый барсук. Еще пуще бранит бандеровскую сволочь. А барсучиха все мается:
– Надо делать припасы! В магазинах всю гречку и муку раскупили!
– Сиди ты дома, Валя, – говорит ей старый барсук. – Нам дети денег наприсылали, давай закажем в службе доставки.
– Совсем ты с глузду съехал, старый дурень! – кричит барсучиха. – Это ж какие деньжищи! Разоримся, Василий! Хоронить меня будешь в мешке из-под картошки!
– У нас этой картошкой весь погреб забит! – ругается старый барсук. – Сажала бы ты ее поменьше!
– Я, Вася, Голодомор пережила, – злится барсучиха. – Не тебе, бешкетнику малолетнему, меня учить! Вот возьму тележку и поеду в «Метро» за гречкой!
Сказано – сделано. Встала барсучиха спозаранку, оделась потеплее, взяла тележку – и на остановку. А там уже ждут старые барсучихи, енотихи да медведицы и одна молодая барсучка в короткой юбке стоит, прямо на улице красится. Подъезжает автобус, водитель-медведь считает пассажиров. Ровно двадцать набралось. Вдруг видят – бежит к автобусу здоровенный олень, отдувается. Запрыгнул в автобус и сел на место для инвалидов.
– А вам, молодой человек, нельзя, – говорит медведь. – Можно только двадцать.
– Мне на работу срочно надо, – говорит олень.
– Если так надо, вызывай такси, – пищит барсучка.
– Если такая, сука, умная, сама вызывай, – говорит олень. – Короче, пан водитель, поехали. Всем похуй, двадцать или двадцать один.
– Только не надо выражаться, – рычит медведь. – Я вас, юноша, не возьму, у вас рога уж больно торчат. Меня, чего доброго, оштрафуют.
– Тогда пусть одна из этих старых пани выйдет, – говорит олень. – Они все равно на пенсии, им на работу не надо.
– А мы в «Метро» за гречкой! – закричали старушки. – Ишь какой умный, какое твое почему, надо нам или не надо? Нам из-за какого-то оленя прикажете с голоду помирать?
– А я ебал пятнадцать километров скакать пешком! – сказал олень и топнул копытом так, что едва не проломил пол.
– Велосипед купи, – сказала старая енотиха. – Оно для здоровья полезно, педали крутить. А то вон какую ряшку в офисе наел.
– Может, одна из этих пани все-таки выйдет? – спросил олень. – А я за это дам ей двести гривен.
Слушала, слушала старая барсучиха, как ругаются пассажиры. И говорит:
– Я, сынок, пережила Голодомор! Я до Берлина дошла! А ты, здоровенный олень, не можешь дойти до работы! Стыдно мне за нашу молодежь!
– Не верю я, что вы такая старая, – пищит барсучка. – Сейчас ветеранов Второй мировой уже не осталось, а кто остался, те в глубоком маразме, по домам сидят. Развелось тут ряженых коммуняк.
– Во-во, – поддержал ее олень. – Бойцы УПА Берлин не брали, а коммунякам слова не давали!
Зарычала старая медведица:
– Я щас вот этим костылем тебе по жопе надаю, проститутка! Пошла вон из автобуса! У страны, которая не уважает свое прошлое, нет будущего!
– Да срал я на ваше прошлое, мне бы на работу, – говорит олень. – Кому триста гривен?
Набросились старушки на оленя и ну колотить его костылями по рогам! И барсучка его пару раз пнула лабутенами, чтоб самой не досталось.
Подъехали два медведя-полицейских, разнимают пассажиров. Барсучке юбку на заду порвали, оленя чуть не задушили его же воротником.
– Ну, – говорят, – по-быстрому решаем, кому выходить. У автобуса расписание, не задерживаем отправление.
Присмирел олень, барсучка ушибленный зад прикрывает, медведица поправляет парик. Никто не хочет выходить.
Призадумался водитель да как зарычит:
– Оплачиваем проезд! Льготы сейчас не действуют!
Осерчала старая барсучиха:
– Ах вы сукины дети! Где это видано, чтоб ветеран за проезд платил? Я Голодомор пережила, я до Берлина дошла и до вашего «Метро» пешком дойду!
Читать дальше