Вадим Месяц - Стриптиз на 115-й дороге (сборник)

– Пойдем погуляем.

Встретились на трамвайной остановке. Комиссарова была в длинном сером пальто и бежевых сапогах на высоком каблуке. Выглядела предельно взрослой. Макияж, маленькие золотые серьги, серьезные глаза. Она была без шапки, чтобы показать прическу. Осень вступила в стадию загнивания, забродила брагой. Вот-вот должны были ударить холода.

– А я здесь живу, – ткнула она пальцем в желтую пятиэтажку с продовольственным магазином на первом этаже. – Заходи в гости.

Мы пошли по аллее, тянувшейся параллельно трамвайным путям. Разговаривали о пожарах, домашних животных, о всякой ерунде.

– Ты хорошо прыгаешь в длину, – сказала она. – Я приходила к вам на соревнования.

– Казаков прыгает лучше, – отозвался я. – На полтора сантиметра.

Она опять похабно рассмеялась.

– А я не могу ни бегать, ни прыгать. Прошла флюорографию. У меня каверна в легких. От курева. Теперь Петр Иванович меня бережет.

Вечером позвонил Штерну. Рассказал про пожар. Выслушав его человеконенавистнические шутки, упомянул о прогулке с Лорой.

– А что… Это выход… – задумчиво протянул он. – Не обижайся, конечно. Но это выход. И девушка она клевая. Рельефная.

Я не ожидал от него такой реакции.

– Ты дурной, что ли?

Женька детально изложил мне свои воззрения на баб. По его мнению, они мало чем отличаются друг от друга. Я не должен упускать такой шанс. Хотя бы в интересах нашей дружбы.

– Подумай! – закончил он.

С Лорой мы встретились еще несколько раз. Сходили в кино на «Золото Маккенны». Детям до шестнадцати лет. Нас пропустили. После кино она позвала меня в гости.

В общежитии они с матерью занимали две комнаты, соединенные изнутри широким проходом. Проникнуть в квартиру можно было как через дверь с номером «19», так и с номером «20». Преимуществ в такой планировке Лора не видела. Когда мы вошли, поставила чайник на электрическую плитку.

– Может, сгонять за вином? – спросила она.

Мы купили бутылку «Кавказа», выпили по глотку. Она – из граненого стакана, я – из фарфоровой чашки. Пока я ходил в туалет в конце коридора, убрала фотографию какого-то бородатого мужчины, стоящую до этого на книжной полке. Переоделась в легкомысленный халат, но осталась в колготках.

– Ну и что мы будем делать? – засмеялась она неестественным голосом, притянула меня к себе и протяжно поцеловала.

Комиссарова положила мою руку к себе на колено и быстро придвинулась, чтобы рука оказалась выше. Я зарделся и вздрогнул, как дурак. Посмотрел на ее приоткрытый рот в размазанной помаде, на умные глаза в пробуждении радостного бесстыдства.

– Лариса, можно я приду завтра? – сказал я хрипло. – Мне нужно…

Я не знал, что придумать. Лора еще не поняла моих настроений и продолжала ласкаться. Она пыталась управлять моей рукой, распахнула халат, показывая белый застиранный лифчик, начала быстро целовать мои лицо и шею. Она была намного живей и опытней моих сверстниц.

– Мама все равно в больнице. А ты такой славный…

– Лариса! – Я встал с постели, и она инстинктивно взяла меня обеими руками за ремень джинсов. – Понимаешь…

Она убрала руки с моих брюк и презрительно смерила меня взглядом.

– Из-за нее? – спросила она, повысив голос. – Из-за этой сучки с идиотским именем?

Мой роман с Иветтой в те дни только начинал разворачиваться. Я не мог предать ее, хотя до дрожи в коленках хотел сейчас остаться с Лорой.

– Я тебе сделаю то, что она тебе никогда не сделает! – закричала она. – Никто не сделает! Никто в этом гребаном городе.

Она упала на подушки и очень по-настоящему зарыдала.

На следующий день Василий Козлов мастерски саданул мне по скуле в школьном сортире. Второй удар мне удалось заблокировать. Он сплюнул, выругался и вышел вон. В актовом зале начинались танцы. Мы с Сашуком и Штерном хряпнули перед ними каберне в гаражах на улице Гоголя и сейчас скрывались от физрука, который учуял запах. На дискотеку подвалила шобла из Парижа.

Они толклись в скверике перед школой и выдуривались друг перед другом. Шура-акробат, удивительно спортивный и борзый паренек невысокого роста, ходил перед толпой на руках. Он передал через Лапина, что ему нужно поговорить со мной. Парижских было человек десять. В школу их не пускали. Здесь мне хватало Еловикова с Козловым. И физрука с его нелепыми претензиями. Они загнали меня в ловушку, даже не сговариваясь. Я слонялся по школьным этажам, не решаясь подняться на танцы. Во втором отделении я должен был лабать «Plantanion boy» на ритме. Выступление, похоже, отменялось.