Вадим Месяц - Стриптиз на 115-й дороге (сборник)

– Я въезжал по нему во Францию, Германию, Италию, – горячился я.

– Ты мог все это подделать, – невозмутимо повторяла южанка.

В Колумбии я крестился в лютеранство. Русских церквей в городе не было, а мы с подругой подумывали обвенчаться. Ее друзьями были в основном католики и лютеране. Из них еще не выветрился дух аристократизма. Я посещал их дома в викторианском стиле, где мы говорили о музыке и поэзии.

Нил Салливан научил меня пить за рулем красное вино, наливая его в пластиковые стаканы из «Макдоналдса». Он же отвез меня на Хантинг-айленд на границе с Джорджией. В те времена фауна острова еще не была раскурочена ураганом. Я узнал, как выглядит рай. Протяженный песчаный пляж Атлантического побережья со спускающимся к воде хвойным лесом, тропическая лагуна с аллигаторами в ее заболоченной части. Здесь господствовал теплый Гольфстрим. Если бы не комары, картина рая была бы исчерпывающей.

Сидя под пальмой, нависшей над тихой заводью, я поймал свою первую американскую рыбу. Она была невелика, полосата и малосъедобна. Ее место было в аквариуме, а не на кухне.

Я бросил рыбу в пластиковый контейнер и с удивлением услышал, что оттуда начали раздаваться злобные дребезжащие звуки. Я сидел на стволе поваленного дерева и слушал ее треск: рыба разговаривала со мной. У моих ног совершали стремительные перебежки маленькие голубые крабы, лагуну в час отлива шерстил какой-то хищник, выбрасывая из воды на воздух стайки мальков. Рыба продолжала трещать. Я слушал ее в течение получаса, потом вспомнил сказку о рыбаке и рыбке и швырнул обратно в воду. Рыбалка не удалась.

Я вернулся на пляж и обнаружил, что кто-то спер у меня кулер с пивом. На обратном пути у машины оторвался глушитель, и я въехал в Колумбию под неприличный рокерский грохот мотора.

Вторым моим трофеем оказалась черепаха. Рептилия зацепилась за блесну на озере Мюррей, куда мы поехали на пикник с одним грузином. Кусающаяся черепаха. Маленький панцирь в виде костяной ермолки, длинные морщинистые ноги с когтями, страшная змеиная голова. Черепаха заглотила позолоченную рыбку с четырьмя крючками, которые глубоко ушли в ее глотку. Достать их было невозможно. Я отрезал леску и отпустил черепаху на волю. Они живучие.

На подъезде к городу у меня на полном ходу спустило колесо. В темноте, на скорости под девяносто миль в час.

Месть тортиллы этим не ограничилась. Под Рождество у меня возобновилась чесотка или какое-то иное кожное заболевание. Руки от предплечий до локтей покрылись язвами, которые чесались и кровоточили. Попасть к врачу во время праздников было невозможно. Я записался на прием к местному эскулапу, и он принял меня дней через десять. Врач осмотрел пациента, как диковинного зверя. Он кружил вокруг меня с увеличительным стеклом – маленький, толстый. Боялся ко мне прикоснуться. На мне могли гнездиться споры сибирской язвы – мало ли чего еще ждать от этих русских. Он перенаправил меня к дерматологу в соседний город. Пришлось ждать еще неделю.

На этот раз меня принял индус в белоснежной чалме. Он предположил, что я неправильно питаюсь.

– Что вы обычно едите на родине? – спросил он.

– Копченую рыбу, – ответил я.

Индус был разочарован. По его мнению, это очень нездоровая пища. Мне надо было питаться рисом. В Южной Каролине копченой рыбы в продаже не было, а если и была, то в ограниченном ассортименте. В этнических кошерных отделах. Whiting. По-русски – мерланг или мерлуза, хотя я подозреваю, что это – хек. Близость Атлантического океана не влияла на содержимое тамошних рыбных прилавков. Лосось, тунец, филе акулы. Всяческая мороженая дрянь типа креветок и гребешков. Устрицы продавались уже очищенные: требуха в пластиковых банках. Я ел whiting.

Я рассказал врачу про говорящего окуня и месть доисторической черепахи.

– У вас псориаз, – незамедлительно отреагировал он. – Это наследственная болезнь. Неизлечимая. На всякий случай начните с диеты.

Дома я поел овсяной каши и намазал руки вазелином, который мне прописал доктор. На следующий день экзема исчезла. Я вернулся за разъяснениями, но врач пробормотал что-то про загадочную русскую душу и отпустил на все четыре стороны. Черепаха сняла с меня свое проклятие.

Прошел год. Мы засобирались на родину – навестить родителей и друзей. Задумались о сувенирах. Гуляя с дочерью моей подруги по блошиному рынку, я заметил чудную игрушку в виде пластмассового дерьма. Мы смущенно захихикали и бросили жребий, кто первым подойдет к прилавку. Я проявил мужество, и вскоре пластиковая фекалия лежала у меня в рюкзаке в подарочной обертке. С ребенком мы дружили. В те времена я изображал на людях ее папашу. Так хотели и она, и ее мать. Ездил в школу на родительские собрания, познакомился с директором школы, от которого с интересом узнал, что девочка хочет быть стюардессой.