Григорий Кляйн - Осмелившийся возродить Третий Храм. Начало проекта

Все находящиеся в палате недоуменно переглянулись. Как мама смогла почувствовать папину смерть? Но она знала.

– Катюша, прикрой меня одеялом, что— то становиться холодно. Вот теперь хорошо.

На некоторое время в палате повисла тишина.

– Детишки, как жалко, что раньше не поведала вам о красивой любви. О жизни. Теперь поздно. Мама! Отдай им мои дневники.

Видимо, для неё это являлось чем— то очень важным, раз в последние минуты жизни, дважды напоминала об их существовании.

– Хочется, чтобы были такими, как с папой рисовали вас в мечтах.

Вновь её стал трясти сильный озноб, и вновь она его пересилила.

– Очень давно! На выпускном вечере, обещала классному руководителю когда— нибудь обязательно вернуться в школу и спеть для него песню. Судьба не посодействовала, а наоборот всячески противилась этой встречи, – застенчиво и просительно улыбнулась.

– Ромочка! Исполни последнюю просьбу, – на её глазах увеличились слезинки, превращаясь в сверкающие брильянты.

– Мамочка, исполню всё, что пожелаешь, любую просьбу, и желание. Только, пожалуйста, не говори, что она последняя. Знаешь, я познакомлю тебя с одной девушкой. Её тоже зовут Марией.

– Наверно, уже не успеешь сынок. Мы с папой часто мечтали об этих днях, представляли, как будем обнимать ваших половинок. Видно, не суждено.

Необычно нежный голос оборвался. Некоторое время было тихо. Наконец мама продолжила:

– В Алма— Ате найдёшь среднюю школу №19, которую я когда— то закончила. Да ты её знаешь.

На этот раз холодный озноб стал бить уже меня.

– Обещай, поедешь туда, когда будут праздновать ближайший, торжественный вечер, – было видно, с каким большим трудом произносит слова.

– Боже, ведь это так скоро! И споёшь за меня песню. Она называется…, – дорогие черты исказила боль. Губы тихонько шевелились, но слов разобрать было нельзя. Густые мамины ресницы сомкнулись, грудь перестала дышать, тело вздрогнуло и затихло. А лицо прямо на глазах стало постепенно темнеть, вслед жизни, медленно уходящей в другой мир. Врач проверил пульс и отошёл в сторону.

– Всё кончено, сердце при невероятной боли от тяжёлых ожогов и так продержалось дольше, положенного в подобных случаях.

Через слёзы, застилающие глаза, не имея сил сдерживать молчаливых рыданий, стояли рядом и, не отрываясь, смотрели на родное лицо. Понимая, это одна из последних наших встреч. Вдруг произошло сверхъестественное чудо. Лицо порозовело, исчезли признаки боли. Глаза приоткрылись, губы шевельнулись и отчётливо произнесли:

– Мама! Твоего сына здесь нет! – И уже для остальных.

– Вы ищите! Найдите его среди живых. Меня зовёт и ждёт ваш отец.

Наши руки одновременно опустились на бинты, скрывающие родное тело. На этот раз словно пытаясь задержать, оставить её жизнь вместе с нами. Увы, она ушла навсегда. Видимо, таинственное известие облегчило страдания, и всемогущая смерть не смогла стереть вдруг на мгновение появившейся улыбки.

– Вы слышали, или мне всё это пригрезилось?

Бабушка переводила удивлённо— вопросительный взгляд с одного на другого. А в ответ видела, потрясённые произошедшим откровением, утвердительные кивания голов.

– Бабуля, мы найдём твоего сына, я обещаю. Мама, и твою просьбу исполню, клянусь тебе. Спи спокойно!

Странные, разрывающие душу неестественные интонации в словах заставили присутствующих в палате взглянуть на Романа и вздрогнуть от неожиданности. За несколько последних минут его волосы стали совершенно седыми. Врач вновь проверил пульс, выпустил руку, опустил голову и отвернулся.

– Мария Ароновна умерла.

Наклонившись и обняв маму, безудержно рыдали сестрёнки и бабушка. Прижав братишку, стоял рядом. Вспомнив когда— то виденный в кино схожий момент. Испытывая переполняющую сердце сыновнюю благодарность и долг, нежно взял и положил мамины руки, одну на другую. Затем навсегда нежно прикрыл глаза. Больше не было сил сдерживать душевную муку. Чувство невосполнимой потери подавило волю, по щекам текли слёзы, руки безвольно опустились.

Надежда, что произойдёт чудо, и мои, самые сильные на земле родители, справятся с болью, умерла последней. Без появления тепла, и чувства приятной дрожи, увидел название следующего книжного футляра: «Умение принимать ответственность на себя, отвечая за поступки и слова. Овладение ощущением личной индивидуальности с потребностью неприкосновенности от дурных влияний».

Открылась дверь, появилось несколько человек в белых халатах.