Мамкина Конина - Гетопадение

— Ё, – самоуверенно подтвердил Антон. Ему хотелось почувствовать под ногами хотя бы какую-то почву, кроме деревянных подмостков эшафота. Единственное, что почти не вызывало сомнений в этом стремительно меняющемся потоке жизни был утвердительный ответ, который он узнал полминуты назад.

Господин Шульц пошатываясь встал на ноги, но тут же вспомнил про оставленный на земле рюкзак. Не теряя достоинства и продолжая смотреть фигуре в глаза, врач присел на корточки, схватил его и снова поднялся.

Силуэт был почти на голову ниже Антона, и теперь именно ему приходилось смотреть снизу-вверх. Он оказался довольно коренастым мужчиной в белых доспехах странной и, казалось, не самой удобной конструкции. Всю нижнюю часть лица варвара закрывала маска, которая и придавала ему устрашающий вид. Такие врач уже видел в музее. В зале, посвящённом Древней Японии. Появилась ещё одна зацепка: он ходил в культурные заведения. Получалось, у него водились деньги и довольно стариковский вкус.

«Боже, так это что получается? Я отец японца, получается?» – но он тут же осёкся. Познания в культурологии и прикладном языкознании подсказывали, что это не мог быть японский. В нём "да" должно было звучать как "хай". Это Антон записал, чтобы не запомнить и никогда не произнести: в его родной стране старались не использовать это слово.

От размышлений его отвлекла правая рука незнакомца в доспехах: он неестественно крепко прижимал её к груди и, пошатываясь, переступал с ноги на ногу. Врач наклонился к мальчику и прошептал:

— Как сказать, «Меня зовут…»?

– Я уже сказал ему, как нас зовут.

«Лучше бы мне сказал», – ругнулся про себя Антон, недовольный провалом средненького во всех отношениях плана. Но вслух он произнёс только: «Как будет "Я могу вылечить"?» . Ребёнок наморщил лоб, немного подумал и, встав на цыпочки, шепнул ему на ухо: «Ij kæň hijljař».

Ещё в начале предложения Антон понял, что повторять это он не хочет, не может и не будет, а потому просто указал пальцем на руку воина. Тот вскинул брови и смущённо прижал её ближе к телу, его лицо покраснело. Он как бы против воли, достал меч, который едва ли мог сейчас держать.

— В чём дело? Почему он сердится?

– Потому что ты указал пальцем на его грудь.

— И? – Антон выпучил глаза, ожидая, от ребёнка более подробного объяснения.

– Я не совсем уверен, но у них считается, что, когда указываешь пальцем на что-то, то как бы заявляешь на это права. Он решил, ты хочешь вырвать его сердце и перебить весь народ, – подросток говорил медленно и спокойно, и у врача эта отстранённость вызывала панику. Он начал яростно мотать головой и махать руками. От такого поведения воин, казалось, рассвирепел только больше, а все, кто мог достать оружие, достали его. Остальные просто молча осуждали, но осуждение было чрезвычайно красноречиво.

Маленький дипломат понял, что пора брать ситуацию в свои руки.

Подросток несколько раз кивнул головой и начал щебетать что-то на своём языке. По раскатистому смеху толпы стало понятно, что ситуацию всё же удалось уладить, несмотря на все попытки Антона. Тень в белых доспехах сделала шаг вперёд. Врач рефлекторно протянул руку, но воин проигнорировал этот жест и мягко кивнул.

– Не стреляйте, – произнёс он не своим голосом. Было не совсем понятно, что именно послужило причиной: переход на чужой язык или отсутствие маски.

Ребёнок не стал ждать вопросов и объяснил: «Они думают, это значит "здравствуйте" на человеческом. Его, кстати, зовут Райден. Он военный чиновник, но здесь он временно выполняет обязанности вождя».

– Вот как. Ну скажи, что мне тоже приятно познакомиться.

Райден поднял брови и покосился в сторону тропы, ведущей глубже в лес.

— Это значит то, что должно значить, или что я украл его сердце-душу и теперь стану его партнёром-вождём?

– Он говорит, что отведёт тебя к оракулу. Она скажет, чисты ли твои намерения, и тогда уже Райден решит, что с нами делать. Ещё он сказал, что если ты действительно тот, за кого себя выдаёшь, то сначала разберёшься с его «личным составом», что бы это ни значило, потом с гражданскими, и только потом с ним.

«А за кого я себя выдаю, если не помню, кто я?» – задумался Антон. В любом случае, ему было нечего делать, кроме как последовать за воином. По крайней мере, была надежда хоть что-то узнать. Правда, была и вероятность резко и обидно умереть. Но он решил довериться судьбе: «В конце концов, зверски убьют какого-то другого человека, а мне сейчас минут семь». И он действительно почувствовал себя младенцем: он ничего и никого не понимал, мог говорить только с другим ребёнком, ему хотелось кричать и сменить штаны.