Михаил Земсков - Саксофон Гавриила

– Ну давай по пиву.

Мы направились в сторону ларьков.

Все происходило странно и непредсказуемо – с самого момента появления Маши в образе старца с пистолетом, с помощью которого (пять пуль – пять точных выстрелов) она лишила меня жизни в виртуальном мире «стрелялки». Я даже не помню, кто из нас предложил встретиться – в парке культуры и отдыха. В нашей встрече действительно было что-то и от культуры, и от отдыха: немного пива, немного разговоров, немного каруселей. Старые деревья проносились и мелькали мимо, быстрее и быстрее. Потом Маша попросила меня посадить её на такси, но не провожать.

Я не понимал, к чему это все.

Но когда смотрел на Машу – неожиданно чувствовал в ней как будто ту же самую субстанцию, из которой состояла серебряная нить в моих кошмарах. Только теперь ощущение её присутствия рядом со мной вызывало скорее радостное волнение, чем ужас (хотя смутная тревога тоже присутствовала). И ещё невероятное любопытство.

Вечером у меня были актёрские курсы. Моё третье занятие, но я уже представлял себя играющим самые разные роли, от милиционера до Калигулы, от бомжа до Гамлета, и так далее. Абонемент на десять занятий актёрского мастерства мне подарила Лена, на мой день рождения.

В тот день в группе нас было двенадцать человек. Неуклюжий и жалкий, с худым лицом и пятнистой черно-серо-белой бородой, мужичок лет пятидесяти, манерная и яркая, наверняка подражавшая Ренате Литвиновой, женщина средних лет, трое молодых, все время над чем-то хихикающих оболтусов, красивая девушка с розовыми пятнами на щеках, ещё несколько менее примечательных субъектов разного возраста и пола, которые не произвели на меня какого-либо впечатления, и Дима.

– Ну-ну… – Чуть растягивая и произнося «н» в нос, повторил преподаватель, – начнём с нашего обычного. Дневная сценка. Ну-ну… Начнём с… Начнём с Ильи. Давай, сразу под танки. Иди сюда, – он знаком показал мне место на импровизированной сцене. Я поднялся с пола и встал на указанное место. Сердце забилось чаще, во рту пересохло.

– Значит, Илья, любая сценка из твоего сегодняшнего дня. Что тебя впечатлило, поразило, запомнилось. Изобрази нам сейчас эту сценку. Можно без слов, а можно и со словами. Можно от твоего лица, а можно от лица какого-нибудь участника этой сцены. Полная свобода. Задание понятно?

Я немного подумал («только ничего из того, что связано с Машей», – решил сразу), посмотрел на зрителей, сидевших на полу. Взгляд остановился на Арсентии – мужике с пятнистой бородой. Тот, словно подбадривая меня, еле заметно кивал головой.

Я обернулся к преподавателю:

– Да, понятно.

– Даю минуту, чтобы подготовиться и собраться. Потом отпускаешь мысли, открываешь сердце – и вперёд!

Я потёр щеки. А что такого особенного было за день, кроме Маши? Кроме неё – обычный день, будничные дела, ничего примечательного.

Снова посмотрел на Арсентия. Чёрные глаза из-под лохматых бровей уставились на меня – как-то бессмысленно. И я вспомнил… Утром в подъезде… Прокашлялся, сглотнул слюну. Ещё прокашлялся. Сгорбился, поднял плечи, взъерошил волосы, расставил в стороны полусогнутые ноги.

– Зы-зы-здравствуй, сы- сы- сынок, – заикаясь, наигранно скрипучим голосом начал я. – Ты сы сы сы какой квартиры.

Трое оболтусов захихикали, за ними – кто-то ещё. Ободрённый реакцией публики, я продолжил смелее:

– Сы сы сы пятой? И я сы сы сы пятой.

Раздался дружный хохот. Преподаватель тоже улыбнулся и одарил меня благожелательным взглядом.

– Только сы сы другого до-дома, на-на-напротив. Ты ко-ко-кошечку не видел? Бе-бе-белую, сы сы пятном. Не видел? Убежала от ба-ба-бабки. Пе-пе-пенсии нет, я ей мо-мо-молочка ку-ку-пить не могу, вот и у-у-убежала. Гы- гы-где искать, ума не пи-пи-приложу. – Я картинно развёл руки и сморщил какую-то физиономию.

– Молодец, молодец, – похлопал меня по плечу преподаватель. – Грустная история, но, молодец, хорошо показал.

Потом были другие упражнения, сценки, этюды. Три часа пролетели незаметно. После окончания занятия все двенадцать учеников были радостно возбуждены:

трое оболтусов непрерывно хихикали,

Арсентий шевелил бровями и пятнистой бородой,

Дима с чуть заметной улыбкой, высокомерно подняв голову, оглядывал окружающих гордо блестевшими глазами.

Я же, наоборот, чувствовал внутреннее умиротворение и спокойствие.

Когда я вернулся домой, Лена смотрела телевизор. Она дежурно поцеловала меня в щеку:

– Ужин в холодильнике. Разогреешь сам?