Мария Кандинская - Приближаясь к Восходу

Новелла Маршмеллоу. Хэштег. «И вновь я посещаю места, где прошло моё детство».

Резко-континентальный климат далёкого родного когда-то города встретил нас тёплым проливным дождём, который сменился ясной погодой и промозглостью. Такую погоду французы называют «фонд дё лэр» дно холода, когда погода ясная и одновременно ужасный холод. Часто, я думаю на французском. Но и на русском тоже, бывает, думаю. Ещё на английском, иногда. Первое время, приехав Монреаль, у меня были трудности в восприятии – на каком языке говорить, какие поговорки употреблять. Потом, я стала больше слушать, и научилась понимать этот Мир.

Мы с мамой быстро получили багаж, взяли машину с водителем, одну из тех, что постоянно толкутся у аэропорта. Он назвал приемлемую цену. И уже приветливо махал руками из водительского окна. Это был большой кроссовер, было видно, что он непривычен водителю – он скрипел тормозами на поворотах. Сказал, что он учитель физкультуры и подрабатывает, спросил: «мы что, из Москвы? – Ведь приземлился московский рейс». Я ответила, что я учусь здесь в университете и вернулась с каникул. Люблю сочинять небылицы, чтобы удивлять незнакомых людей.

На приличной скорости, мы добрались до Академгородка меньше, чем за час.

Ранняя весна и раннее утро.

Сияет синее небо. Осевшие сугробы в Академгородке Лаврентьева. Забавно, а в нашем монреальском городке течёт река Святого Лаврентия.

Как давно мы уехали отсюда…. И ничего не изменилось с тех пор.

Та же серая кирпичная пятиэтажка. Тот же двор моего детства. С белыми поребриками. С застывшим в инее кустом сирени. С затаившимися где-то в глубине клумб, в ожидании летней поры, растущими тут неизменно –цыплячьими цветами земляной груши – «золотыми шарами» топинамбура; корни этого растения очень полезные, они напоминают редьку, укрепляющую защитные силы организма, твёрдую, пресную и волокнистую. – Тогда все называли эту добычу: «кладезь витаминов», – я, тогда была совсем маленькая, и крутилась рядом, пока её выкапывали всё соседи…. «Сообща»? – Для того, чтобы, потом, сделать заготовки в больших стеклянных банках, и съесть её, всем вместе, в те голодные времена. Это впившееся в память, как насекомое, воспоминание – перед нашим с мамой отъездом. Внутри двора покачивались от ветра свежевыкрашенные качели моего детства.

Я поняла, что чувствую ностальгию, захлопывая дверцу авто. Здесь природа, и легко дышать, когда не слишком холодно. Городок, где прошло детство – немного серый, с вкраплениями красных домов. И преображаться он начал совсем недавно. Наберётся десяток пятиэтажек «пряничной» расцветки ( все стороны домов покрашены в разные яркие цвета).Новый корпус Исследовательского университета с радужной иллюминацией. Яркий, с автобусными остановками в виде яблок–новый торгово-развлекательный центр «Яблоневый сад». Здания IT-Парка с неоновыми огнями.

«Стоило только отсюда уехать, как улучшилась инфраструктура», – шутит мама.

Я знаю здесь каждый поворот в neighbourhood, каждую улочку, встречные лица кажутся знакомыми, я всматриваюсь в сверстников, вдруг, и правда, увижу какого-нибудь одноклассника, с кем училась до 12 с половиной лет.

На Морском проспекте навстречу прошли только какие-то молодые люди, оставляя за собой причудливые эфирные запахи фруктовой жвачки.

«Купите, обязательно купите луковицы тюльпанов, – настойчиво предлагала нам какая-то женщина, навязавшаяся возле цветочного магазина, и шедшая за нами несколько улиц, – обязательно купите тюльпаны. Это будет тюльпанный год!».

После непродолжительного общения с соседом, живущим в смежной квартире с нами, и, так стеклось, что он оказался оберегающим нашу запасную связку ключей, мы возвращаемся в наш Новокампский дом – для меня это возвращение во все впечатления мира моего детства и начала подросткового возраста. Небольшое возвращение к мировосприятию тех лет, прошедших здесь. Всех, какие только возможны, после семилетия ассимиляции в новой стране, в которую мы с мамой тогда эмигрировали в мои 12 с половиной лет.

Это сосед дядя Гаврила, с которым мы только что общались, и он отдал нам наши запасные ключи. Сейчас он живёт довольно одиноко. Я помню его жену в моём детстве: она была в летах, но достойно сохраняла внешний вид; умела находить общий язык с мелкими детьми: своими и живущими поблизости. Играя с ними, она не обладала способностью подготавливать их к взрослому восприятию жизни, и они, столкнувшись с давящими реалиями, с теми, о которых она не говорила ни слова – даже о возможности их существования, они обижались на неё. И частенько с этих пор, переставали воспринимать её светлые истины о любви ко всему живому, к каждой букашке и молодому саженцу дерева, растущему в родных широтах. Но сохраняли эти истины где-то в глубинах памяти и в фибрах души – часто – к своему собственному удивлению где-то в фибрах души, эти светлые идеалистические неприменимые к реальной жизни советы доброй женщины, курицы-наседки. Однако позднее, открывали для себя их глубинный смысл: из них можно было черпать жизненные силы для продвижения вперёд среди любых неурядиц: «ребята не ссорьтесь, прутья можно сломать по одному, но никогда все вместе». Какие-то её советы были, всё же, утилитарны, как, например, постучать зимние сапожки друг об друга, чтобы стряхнуть снег.