Светозаръ Лучникъ - Жил-был Генка

А гости знай, орут и орут:

– Горько! Горько!

– Горько! Горько!

Вот и докричались! Не горько надо голосить, а сладко! От любого слова строится форма жизни! И тут тоже построилась на формате существенного огорчения. Каждый момент фиксирует своё неизменное право по Слову Великому!

Пьянки на свадьбе не допустил Генкин отец! Драки тоже не было! Всё нормально и торжественно прошло! И убежало куда-то! Растаяло и скрылось в неизвестном направлении. Уже и свадьба осталась где-то там, позади всего и всякого стремления, откуда никогда и ничего не возвращается. Интересно, а есть ли смысл в Пустоте?!

Любовь привязала к Светке сильно. Но разве в силах любовь человеческая победить боль смерти? Нет, не в силах. Эта боль отравляет в каждые мгновения, давит и ломает волю духа. Алкоголь тоже не спасает, но зато он притупляет ум, а эта слабость очерняет свет, а во тьме ничего не видать. Сознание сжимается, и мысли не воюют.

Не изменяют образ достойного торжества и рождение дочери, сына. Радости вспыхивают как-то моментально – раз и нет их, а страсть закипает приступами периодически. Дети вносят достоинство отцовства, но вскоре и эта мудрость утеряется на злых наветах ада, который усиленно трудится оправдать свой пост по истязанию души человеческой. Жизнь как-то приземляет все настроения, и только алкоголь в силах смыть неудовлетворение символов всех текущих событий.

Но отчего-то и алкоголь не помогает уже, ни судьба не приносит равновесия и должного покоя. Всё осточертело и опротивело. Вера утонула в крови, а смерть её взяла к себе ещё там, на афганской земле. Когда, когда сошла чёрная пагуба? Непонятно, но сошла и придушила так сильно, что не выкарабкаться из её стальных тисков… От пьянки до пьянки, от заката до рассвета… А по сути – нет рассвета, нет заката. Ничего нет, только бессмыслица и усталость.

Завертелась буря невзгод, завертелась и потекла жизнь как-то вкривь да вкось… А кто придёт и осветит путь свободою? Никого нет рядом, были многие, а остался один посреди тысячи… Куда подевались помощники и товарищи?

– Эй, люди…

Не отзываются… Или их нет?

– Кто-нибудь…

Но и кто-нибудь не отзывается, хотя они-то есть. Ничего не происходит добротного и не приносит облегчения душе, напитанной горькою отравой и блевотиной. Пустота и тьма, тьма, тьма несусветная… Генка со Светкой расстаются.

– Я ухожу…

– Да, ты уходишь…

Всё исчерпано или не дочерпано, а время тяготеет каким-то существенным приговором, оттого и судьба изламывает виски́ страхом возмездия. И течёт он как-то мерзко и не вдохновенно. А куда течёт? Туда или оттуда? Попробуй-ка, определи свою суть! Не определяется.

– Помру, не плачь…

– Не буду… – Будет. Смерть адская сотрёт все притязания и неприятности, и останется лишь заветная сила сострадания, сожаления и чего-то ещё, непознанного и важного. И она-то, эта сила великая, позволит выплакать слезу сочувственного вздоха по умершему.

– Встану из гроба и посмотрю… – Не встанет, конечно же, и не посмотрит, даже глазком не моргнёт. Никому ещё не удалось восстать по смерти своим усилием. Никто не осилил выйти с полей бессмертных и восстать посреди смертных.

Разговор не приносит каких-то объективных и доверительных смыслов, а растрачивать себя грубыми окриками – дело неумное. Тут и завершён диалог этих слов. Зачем ещё больше усугублять положение случившихся событий? Да, незачем!

Сгорбленной и весьма уставшей походкой Генка бредёт по улицам спящего города. Никого, только он и Тот, Кто над ним разливает такую неприятную и тягостную историю, то ли света, то ли тьмы… Разгадай попробуй… Что-то не разгадывается!

Была семья… Была, а теперь и её нет. На тягучих моментах он невольно вспоминает любовь. А воспоминания не позволяют устроиться как-то определённее. И течёт судьба под косогор, не догнать и не остановить… И сам косогор-то вроде пьяный…

Расстались не на слезах, а на неприязни. Зло тупейшее и пренеприятнейшее сделало себя госпожой случая. Куда подевалась ты, любовь? Когда рассыпалась? Или не было тебя? Или ты посмеялась жестоко? Или…

Но святость всегда неотступно идёт по пятам человека, как и грех. Равновесия между ними нет, смысл есть. Вот отыскать его надо заплутавшему уму, а это не так-то просто. У Генки нет – ни сил, ни желания. Поистратились к 37 годам…

– К чёрту всё!

Ура! вместе!

Чёрт тут, как тут!

Ну, а раз с ним заключён договор, то, естественно, он и будет сонаследником ожидания. И он постоянно станет насиловать свободу, напитывая ум своими ценностями. Смерть зовёт к себе всякий миг, зовёт Генку усиленно и он, обдумывая её мерзкий удел, пытается найти правильное решение. Только сумеет ли? Или не сумеет? Смерть коварна, она и безжалостна. Не позволит человеку себя засвидетельствовать правильно, потому что её жало – грех, а грех всегда обречён на скитание.