Кирилл Сафонов: Место в жизни

Но я ошибся. Тот спокойно вышел и, даже не оглянувшись, пошел в противоположную от места, где мы стояли, сторону.

– Эй! – крикнул я.

Но он продолжил идти, пока не скрылся за углом.

– Странно, – подумал я. – Ладно, с другими рассчитаюсь.

– Что ж, я говорю, спасибо за танец…

– Да. Вам тоже… спасибо, – промямлил я. Наверное, это то немногое, что я вообще мог сейчас сказать, потому что единственным моим желаниембыло просто обнять ее и не отпускать. Никогда. Быть всегда с ней рядом, видеть, слушать. Вечно. Главное рядом. Главное с ней. И плевать, что уже было и есть сейчас. Хотелось думать о том, что будет. Могло бы быть.

Думаю, она увидела. Уверен, она поняла. Несколько секунд наши глаза еще что–то шептали друг другу, а потом…

– Пока, – сказала она.

– Пока, – согласился я. Согласился и возненавидел себя. А возненавидев, согласился уже и с этим.

Она села в машину и уехала. А я остался. Один… Мы больше не встретимся. В этом почему–то я был уверен. Как и в том, что отказался сейчас от чего–то очень важного. От того, чего у меня еще никогда не было, и теперь уже никогда не будет.

Это было правдой.

Я выбросил сигарету и пошел в паб. Когда за моей спиной дверь, словно турникет на границе, отрезала меня от всего, что было в моей жизни реального, мне показалось, что я услышал какой–то резкий неприятный звук – внутренне я даже вздрогнул или мне показалось, что вздрогнул. Но было что–то, чего я еще не понимал, точнее не понял в тот момент. Паб тут же дыхнул на меня своим пьяным от музыки и разговоров посетителей перегаром, и я тут же нырнул в собственные мысли. Расплатиться и убраться. А потом забыть. Все забыть и жить дальше. Если получится. Если позволят. А кто, это уже другой вопрос. И вообще это другая жизнь. Моя, но другая.

Я быстро прошел к барной стойке. Бармен, молодой парень, с выбеленным хохолком на голове, крутанул им в мою сторону.

– Я не рассчитался с барменом, который работал до вас… за два Гинесса… в возрасте такой…

Хохолок как–то странно посмотрел на меня. Крутанул головой.

– …с бородой, – добавил я.

Но новый бармен то ли не понял сказанного, то ли ему было уже просто не до меня, учитывая, что я рассчитываюсь, а, следовательно, перехожу в разряд бесперспективных клиентов. Он просто кивнул, продолжая, как мне казалось, как–то странно смотреть на меня. Но, черт бы его побрал, мне было не до него.

– За два Гиннеса прими, – перекрикнул я музыку, положил деньги на стойку, и, крутанувшись на каблуках, поспешил к выходу, попутно бросая всем желающим и не очень, «спасибо».

Вновь оказавшись на улице, я вцепился зубами в очередную сигарету, и, словно запрограммированный, бросил взгляд в сторону, куда всего несколько минут назад умчалась она…а вместе с ней…вся моя жизнь.

Я увидел что–то. И это «что–то» я видеть не хотел. Что угодно, но только не это. Люди. Достаточно много людей, сквозь силуэты которых, простреливала красно–синяя молния.

Я побежал. Несколько секунд и я уже был там, среди этих силуэтов, становясь одним из них и ловя на себе красно–синие отблески проблескового маячка полицейской машины.«Да скорость–то какая была, вы видели?» – мямлили силуэты. Я оттолкнул нескольких из них и оказался там. Там, где больше не было ничего. Там, где и не должно было ничего быть, если бы я только сказал или сделал что–то другое. То, что хотел. То, что желал. То, что должен был. Потому что все это было, все это могло быть и могло быть иначе.«Не справилась с управлением», – доносилось до меня словно из какого–то другого мира. «Может, пьяная была?» – предположил кто–то.

Я подбежал к ее бездыханному телу, упал на колени, схватил за еще теплую руку и зарыдал. Я даже не знал как ее зовут. Звали… Ее глаза смотрели прямо на меня. Казалось, она знает, что я рядом. Буду всегда рядом, где бы она не была…

С тех пор прошло уже много лет, я развелся, ни разу не пожалев об этом даже в самые худшие свои времена, я так и не встретил свою настоящую любовь, что не удивительно, ведь я предал ее, потерял в тот злополучный день, в ту злополучную пятницу…

Теперь я довольствуюсь малым – солнечным светом, ветром, бутылкой пива, улыбкой прохожих людей, которым нет до меня никакого дела, так же как и мне нет дела для них, но за все эти годы не было ни одного дня, ни одного утра и ни одной ночи, когда бы я не сожалел о своей трусости. Трусость – это самый страшный грех из всех существующих. Из–за трусости и малодушия мы ежедневно предаем себя. И не будь мы так трусливы и малодушны, мир стал бы светлее и ярче, а жить в нем было бы куда интереснее……