Наталия Дмитриева - Парадоксы

Шёл Егошка просто так: шаг, шаг, полшага, шаг.

Шёл Егошка всегда вперед: шаг, шаг. Даже когда возвращался: полшага, шаг.

– Куда идешь, Егошка?

– Иду.

– Зачем идешь, Егошка?

– Иду.

Солнце гладит по макушке: «Молодец!» Смотрит девушка вслед Егошке: «Дурачок!» Нет вопросов у Егошки в голове. Хорошо Егошке, легко. Идет Егошка вперед: шаг, шаг. Смотрит Умник вслед Егошке: «Ах ты, гад! Что ж ты ходишь-то, будто всё тебе ведомо?» Осторожный глядит на Егошку: «Быть беде! Не должён человек ходить так!»

Идет Егошка селом: шаг, шаг. Бабка в окошке щеку кулачком подпирает: «Ох, ох!» Мужик бородёнку скребет: «Ну и ну!» Полшага. Шаг.

Долго ли, вечно ли ходить по земле Егошке, да нашёлся Добрый Человек. Изболелось у него сердце: что же ходит-то Егошка, как неприкаянный? Ни семьи у него, ни друзей у него, ни угла своего. Ноги босы, рубище ветхо, волоса не чёсаны. И решил он Егошку спасти. Сам погибну, говорит, а не брошу на произвол судьбы бедолагу.

А Егошка, шаг, шаг – село позади; полшага, шаг – лес позади. И река. И горы. У Егошки всё своё с собой. Солнце, тучи, звёзды, ветер, снег ли, дождь ли, день ли, ночь ли… Видит Егошка – стоит человек на пути. Несчастный человек: боль с тоскою в глазах, на сердце ноша, на челе думы.

– Мир, Егошка, тебе! Посмотри кругом. Видишь, ноги тебя куда занесли? Ни травинки вокруг, ни ручья. Солнце беспощадно палит, ветер жгучий песком глаза жалит. Захочешь спать ты, Егошка, где ляжешь? Захочешь пить ты, Егошка, откуда напьёшься? Оголодаешь ты, Егошка, кто накормит тебя? Захочешь спросить ты, Егошка, кто ответит тебе? Заболеешь ты, Егошка, кто поможет тебе?

Оглянулся Егошка кругом – как же жить-то теперь?

И умер.

Жил-был на свете мотылек. Он очень хотел чему-нибудь обрадоваться, по-настоящему обрадоваться. Вдруг! Без подготовки. А так, чтобы вот сидел, сидел, грустил, грустил, а потом – раз! И…

Мотылек решил: надо радость устроить как-то самому, что ли. Ну, раз не выходит «раз! и…» И он взмахнул своими крылышками и полетел искать себе радости. Не счастья, нет, что вы! Просто радости. Маленькой такой. Какой-нибудь уже!

И увидел мотылек свет вдалеке. Радость-то какая! И помчался мотылек, что есть мочи помчался! А свет все ближе, все ближе, все горячей и ослепительней! Вот он! Вот оно! Сияет. Манит. А вокруг… А вокруг уже много-много других мотыльков. Дух захватывает. Все машут крылышками, машут, машут, машут, машут, машут… Радуются. Наверное.

Ух! Ах! Ох! Да… «А чего мы, собственно, мотыляемся-то тут?» – вдруг как-то подумалось мотыльку. Ну, как-то так невзначай подумалось… То ли крылышки у него устали, то ли как-то все… В общем, грустно стало мотыльку. Да вообще, как-то вспомнилось, что радости хотелось нечаянной такой… А тут – сам искал, сам летел, сам мотылялся… В общем, чего уж тут…

Повернул домой мотылек. Нет, когда ищешь эту радость нарочно, как-то уже не то, конечно. Наверное. Присел мотылек на травинку отдохнуть. Крылышки повесил. А на соседней травинке улиточка сидит.

– Спишь, что ли ты? – спрашивает ее мотылек.

– Нет. Не сплю. Гуляю я, – ответила улитка, шевельнув одним рожиком.

– Гуляешь? – удивился мотылек. – Что-то не похоже.

– Ну, – вздохнула улитка, шевельнув вторым рожиком, – похоже – не похоже, а гуляю я. Вот.

– Да? А я грущу, – вздохнул мотылек.

– Ну, грусти, – ответила улитка, не шевельнув ни одним рожиком.

– Нет! Как это? – встрепенулся мотылек. – Что это значит? Грусти! Тебе, что же, нисколечко меня не жалко? Совсем-совсем?

– А что, должно быть жалко? Ты что, больной какой? Или зашибся? Не похоже, вроде, – повернула голову улитка. – Все нормально, кажется. Я же не прошу тебя веселиться: хочешь грустить – грусти, пожалуйста.

– Какая ты все-таки, улиточка, равнодушная! Не хочу я грустить! Я радоваться хочу!

– Ну, радуйся, тогда, – вздохнула улиточка и пошевелила рожками недоуменно, дескать, не поймешь этих мотыльков, чего уж тут…

– А ты можешь помочь мне?

– Помо-о-очь? – насторожилась улиточка. – Да как-то оно… Как же я тебе помочь-то могу? Чем же это?