Алексей Сухаров - Теория Хааста

Кузнецов не всегда был таким злыднем – точнее, был, конечно, но его вспыльчивость не превышала границ допустимой нормы для человека его должности. Все стало значительно хуже, когда он развелся с женой после двадцати шести лет брака. Отсюда и вкладки с эротикой, и откровенное злоупотребление алкоголем на рабочем месте, и эмоциональный отрыв на подчиненных с обязательными оскорблениями. И теперь, в свои почти пятьдесят пять, Петрович уныло наблюдает за тем, как жизнь его, на которую он раньше не обращал внимания – некогда было – тонет в потоке бесполезных бумажек и развлечений, которые давно не развлекают; в ней нет больше спешки, а дети выросли и более не нуждаются в его помощи и общении. А дальше пенсия и она, с его-то характером, обещает быть одинокой и уже издали отдает противным перегаром от кислющей бормотухи.

Виталик в отчаянии разводит руки в стороны и с шумом вздыхает. Такой жест однозначно не нравится Кузнецову, и у редактора-подлизы есть всего несколько секунд до того, как директор окончательно взбесится и вышвырнет его из кабинета.

– Он. Умеет. Летать!

Кузнецов снова привстает, но с другой целью.

– Виталя…

– Да правда, умеет! Как в фильмах!

– Виталя!

– Сейчас покажу!

Редактор подскакивает к столу и разворачивает перед носом Петровича экран смартфона.

– Вот. Сегодня утром прислали.

На видео можно разглядеть, как между двумя зданиями пролетает человек, одетый в трико. На груди мужчины – эмблема. Он медленно, гордо взмахивает тканевыми крыльями и исчезает из кадра.

– Монтаж? – спрашивает Кузнецов, изменившись в голосе. Виталик тут же это подмечает и переходит на нужный, рассудительный тон:

– Сомневаюсь. Мишель посмотрела, говорит, что никаких склеек не замечает – а она специалист, сами знаете. В крайнем случае – это очень хороший иллюзионист.

– А с чего ты взял, что он герой?

– А кто ж еще? Эмблема, трико…

Теперь Петрович меняется не в голосе, а в лице.

– Балда.

Сотрудники уже знают, что подарят Кузнецову на юбилей, чтоб не прогадать – проституток, конечно – но незавидная судьба директора их совсем не интересует. Им неважно, сопьется он, сойдет с ума от нервных срывов или скоропостижно умрет от инсульта.

Александр Петрович уже замахивается, чтобы как следует толкнуть Виталика своей огромной ладонью к двери, но вдруг останавливается.

– Хотя знаешь что, – директор наконец-то садится обратно в кресло, а в его глазах загорается такой редкий за последнее время огонек эксклюзива, – последи-ка за ним. Герой или не герой, фокусник или хер его пойми – разберемся. Если он и вправду так умеет, то он – талант. Начнет шуметь – подхватишь его тут же и дадим материал первыми. Понял?

Рот Виталика разрывается от улыбки.

– Понял!

– Ну, иди. Проворонишь – прибью. И да – смени свой дурацкий костюм!

Виталик вприпрыжку выскакивает из кабинета директора и, пританцовывая, направляется к кофе-автомату. На судьбу Петровича ему тоже, как и остальным, наплевать, но если Виталику удастся как следует его умаслить, помочь выдать в эфир невероятно успешный материал, то его карьера сделана, а карьера Кузнецова – реанимирована. Петрович хоть и злобный, но честный, и своим помогает, а еще у него множество связей, которые Виталик может выгодно для себя использовать. Дело за малым – выпить чашечку кофе и написать сенсацию. Пока автомат мешает молоко, воду и зерновой порошок, редактор мечтательно поднимает голову к потолку и визуализирует свой будущий успех:

Первый в мире реальный супергерой!

Текст за авторством Виталия Васина.

“… птенцы подросли, и для них настала пора вставать на крыло. Я, может, и не подрос особенно, но Отец… в смысле, орел, исключений не делал. Мы с братьями и сестрой боялись, конечно, ужасно это – вот представьте, берет вас самый родной и близкий для вас человек и с высоты вниз бросает. Так и тут, и ведь неясно совсем, почему ж так стало, что раньше ухаживали за тобой, кормили, в тепле держали, телом от дождя укрывали, а теперь отношение изменилось, да еще и убить хотят. Пищали мы сильно и смотрели так жалобно, но Отец был непреклонен. Первым столкнул, помню, Савву – страх был такой, что и не описать, и вдруг раз – поднимает его обратно орел, а Савва еле жив, обкакался весь. Только в себя пришел – и снова прочь из гнезда, и снова Савва летит на верную смерть, и снова Отец в последний момент спасает и поднимает в дом, нам показывает, дескать, ни жив ни мертв, и результат не достигнут, а какой результат нужен, мы и знать не знаем. Лелю Отец на край гнезда едой подманивал, уж больно она покушать любила. Висит орел прямо над домом, мяса кусок в клюве держит и дразнит Лелю – подходи, забирай. Леля лапками семеменит, пищит, кушать хочет, и раз – вывалилась головой вперед. Пока летать не научилась, Отец ее и не кормил, потому она быстрее всех на крыло встала – а там уж и сама начала пропитание искать. Помню, подлетает такая, как впервые смогла, довольная, глаза счастливые-счастливые, а мы с ребятами клювы раскрыли и смотрим, завидуем, так же хотим, но не получается. Ну а, меня, конечно, Отец напоследок оставил. Не церемонился – поднял на себе и швырнул вниз. И вот падаю я, глазами прям в землю, а земля так быстро-быстро приближается, я руками машу, ноги согнул, а она все равно приближается…