Виорэль Ломов: Тихая заводь бытия. Три провинциальные истории

– Завтра у нас выходной, – сказал он. – Крыша как?

Я похлопал себя по макушке.

– Да пока на месте.

– Жить, спрашиваю, где будешь? Дом есть?

– Где я, там и дом, – я на всякий случай о домике (три на четыре, с верандой, на сорок восьмой версте) умолчал.

– Прям как улитка.

Помзам задумался, погладил свою гладкую макушку. Глянул на ладонь, понюхал.

– Ладно, покумекаем ближе к вечеру. Обедать где намерен? Как выйдешь, в первый переулок свернешь, там павильон…

– Знаю.

– Так ты в него не заходи. Там все было свежее в прошлом году. И наверняка попадешь в перерыв.

– Технический.

– Да? Не замечал. Пройдешь полсотни метров, в подвале магазинчик с ненашим названием. Купи там чего-нибудь, а чай и сахар в тумбочке возьмешь. На макушке ничего нет? – Он наклонил лысину.

– Ничего.

– Да? Ладно, ступай. Будь добр, купи «СПИД-инфо» и «МК», – он протянул мне деньги. – Своих нет? Вернешь потом.

Был ослепительно ясный день. Я поймал себя на том, что впервые за этот год любуюсь ничем, просто воздухом, травой, деревьями прохожими. Сломанные ветки за день распушились, воробьи выклевывали из пуха семена. Надо же, ветки погибли, а жизнь из них так и прет.

Хорошо, благодаря Вове сэкономил сегодня на обеде.

Магазинчик, и точно, назывался не по-нашему: «Chére amie». Когда я вижу заведение с вывеской на казахском языке, я знаю – там хозяева казахи. Когда на корейском – корейцы. Но когда я вижу «Милый друг» на французском – я не уверен, что хозяева там французы. Я ткнул пальцем на весы, где вместо четырехсот было триста тридцать грамм, и спросил, в чем истина. Продавщица позвала амбала, и мы с ним представили друг другу аргументы, он весомые, я жилистые, поговорили на чистейшем русском языке и разошлись, как в случайном браке. Продавщице, правда, пришлось доложить семьдесят грамм.

Через двадцать минут я с хлебом и колбасой спускался в подвал музея. Из кармана у меня торчали газеты, которые я отродясь не читал.

– Так, я поехал на базу, – сказал Вова Сергеич. – Буду к вечеру. Тебе задание: все железо, что тут валяется, разложить вдоль стен. Справа – трубы и колена, слева – уголки и швеллеры, прутья отдельно. Только аккуратно. А доски и кирпич оттащишь ко входу. В понедельник перетащишь их в другой подвал. Извини, закрою тебя, посидишь взаперти. Туалет вон там. После обеда можешь законно покемарить. С полчасика, не более.

Помзам похлопал по продавленному старенькому дивану.

– Паспорт дай-ка. На всякий случай, – сказал Вова Сергеич. – Потом отдам. О, да ты никак спать хочешь?

– Телефона нет? – спросил я.

– Не держим, – промолвил он и ушел.

Прогрохотала входная, обитая железом дверь. Потом еще одна. И сразу стало так тихо, точно комната ушла под землю. Сейчас полезет сквозь щели всякая нечисть, подумал я. Телевизор бы тут не помешал, для дизайна. Вон в том углу. Я включил чайник и разложил на газете свой обед. Положил в бокал заварку, сахар, нарезал колбасу, отломил хлеб, понюхал его. Хлеб уже давно потерял собственный запах. Он, как женщина, пахнет не собой, а всяким бэби драй. Чего это Вова нюхал свою макушку?

Пообедав, я развернул газету, но стал зевать, погасил свет и улегся на скрипучем диване. Прислушался, было тихо, как в барокамере. Не пищали мыши, не шуршали насекомые, не звенели комары…

Разбудил меня звук…

Разбудил меня звук, донесшийся откуда-то извне. Я это понял сквозь сон. Странно, звук проникал в сон легко, как иголка, а я из сна выходил неуклюже, как по песку. Звук был не очень громкий, но как бы целенаправленный. Я зажег свет, взглянул на часы. Часы остановились на половине первого. Первый раз остановились за все время. Я всю жизнь суеверно боялся их остановки. Сколько же я проспал? Может, вечер уже, а я не растащил железяки? Придет благодетель и попрет меня отсюда. Жаль, место-то вроде ничего.

Звук повторился. Словно кто-то стучал в дверь.

– Заходите! – крикнул я.

Никто не зашел. Стук повторился. Я встал и открыл дверь. Было пусто. Входная дверь была закрыта, а коридор терялся в темноте, растворяясь там во враждебной, как мне показалось, атмосфере. Это оттуда прилетели разбудившие меня звуки.

– Носит тут всяких! – пробормотал я, лишь бы пробормотать что-то. Начинается история про Хому Брута. Может, ночь уже, и таксидермист вообще забыл обо мне? Поехал со своей базы прямо домой?

И только я закрыл дверь и стал прибирать со стола, вновь раздался стук. Я замер. Стучали не в дверь, а в конце коридора. Может, там тоже дверь. Поколебавшись с минуту, я вышел из комнаты. В полумраке стал приглядываться к стенам, но выключателя не нашел, электрического шкафа или отдельного рубильника тоже не было. Чего же Вова не показал, где тут включается свет? Я направился вглубь коридора на стук. Пол был земляной, неровный, захламленный всем, что я должен был рассортировать и разложить вдоль стен. Теперь я отчетливо услышал, что стук идет из темноты, повторяясь со строгим интервалом. Скорее всего, это работает какой-нибудь механизм, вентсистема или бойлер, подумал я, передвигаясь в темноте на ощупь. Коридор сделал поворот и закончился тупиком с металлической (судя по звуку) дверью. Дверь была заперта.