Антон Кучевский - Доктрина спасения

Я пришла в сознание на вонючей соломенной подстилке, уткнувшись лицом в эту самую солому и переживая то ли кошмарный сон, то ли череду жизненных событий перед тем, как окончательно умереть. Во всяком случае, распухший и сломанный нос пытался сказать, что я отнюдь не в королевских палатах, единственный худо-бедно открывающийся глаз, в котором все двоилось, это лишь подтверждал. А тело, ощущая жесткий каменный пол через тончайшую постель, выносило окончательный вердикт – меня бросили в тюремную камеру.

Уже было. Правда, тогда мне не грозила смерть просто потому, что я не умею держать язык за зубами.

Попытавшись встать, потерпела сокрушительную неудачу. Сил не осталось. Руки, которыми хотела опереться о землю, просто разъехались в стороны. Я застонала от бессилия.

Оттолкнувшись от стены, перевалилась на спину. Слабое усилие вызвало тошноту, да вот только желудок был пуст. Губы пересохли, их покрыла корка засохшей крови. Я подняла руку, преодолевая тяжесть увесистого рунического браслета, ощупала плечи, лицо. Кто-то небрежно оказал помощь, наложив бинты на предплечье – кто? Где я?

– Смотри, шевелится еще, – донесся странный голос. Тональность его постоянно менялась, едва ли не на каждом звуке. Решила, что мне мерещится. Немного визгливый, похоже, что женский.

Я повернула голову в ту сторону, силясь разглядеть говорившую, однако перед глазами плавали два или три нечетких пятна. Ухитрилась выдавить из себя едва слышный хрип:

– Где я?

– На званом обеде у виконта Стоунширского! – хохотнуло другое пятно, затем в бок больно врезался какой-то твердый предмет. – Жри, существо… а то совсем копыта отбросишь.

Я нашарила под рукой какой-то плод и с силой вгрызлась в склизкую, безвкусную мякоть. Как будто вареную репу сварили еще раза три. Безвкусно. Больно. Двигать челюстью больно, жевать обломками зубов – целая агония. Демоны их раздери, солдаты оставили мне один-единственный клык – левый нижний, остальные раскрошены жестокими ударами в лицо. Цирюльники, мать их.

Хоть бы пару целых костей нашлось… а дальше разберемся.

– Спа… – выдохнула я, даже не успев проговорить короткое слово благодарности, и снова потеряла сознание.

Тьма подавленной воли уступила место ледяному озеру, в которое я нырнула с головой. Придя в себя, я поняла, что меня просто окатили из ведра, хотя звук журчащей воды продолжал тревожить слух. Торопливо слизывая оставшиеся капли, собрала ладонями все, что могла и несколькими жадными глотками выпила. Одноглазый страж, стоящий рядом, с осуждением покачал головой:

– Там еще на дне осталось, – и с глухим стуком опустил ведро.

Увы, я не смогла даже поднять чертово ведро. Пришлось опрокинуть его и залезть головой туда, больно прижав ухо ради получения пары глотков живительной влаги. Откинувшись на спину, я измученно посмотрела на сарруса.

Он не слишком высок только для представителя своей расы – ниже меня на вершок-два, с туловищем, похожим на бочку и сильными руками. Тоже одет в плащевидную броню, с подбоем малинового цвета, высокие сапоги с металлическими накладками, на голове шлем с защитной дугой сверху и пластинами на скулах.

Зрение немного прояснилось, возле себя я обнаружила миску с едой. Вернее, с остатками еды – кто-то из сокамерников не погнушался погрызть зеленые стебли какого-то неизвестного мне растения и даже зачерпнуть пальцами кусок вязкой субстанции. Вероятно, она претендовала на звание каши. А след пальцев до сих пор заметен.

– Штольц сказал, что, если не придешь в себя до завтра, тебя вывесят над городскими воротами. За шею, – уточнил саррус.

– Как мило с их стороны, – прошептала я, затем закашлялась и начала жадно есть. Спустя секунд десять с набитым ртом добавила:

– Хорошо хоть не за ногу.

– Это еще почему? – нахмурил толстую бровь он.

– Не люблю вверх ногами висеть.

Стражник хмыкнул в ответ на вымученную шутку и поднял ведро, вышел из камеры. Стальная решетка с лязгом захлопнулась. Ее недавно меняли – даже металл не успел потускнеть.

Буквально наслаждаясь едой, я внимательно изучила бедную обстановку нового жилища. Помещение с довольно высоким потолком для тюремной камеры – если встану, даже пригибаться не придется. Четыре однообразных соломенных подстилки, у одной лежит какой-то бурый бесформенный предмет. Еще три миски или плошки разных размеров, все пустые.

Журчащий звук, который странным образом не соотносился с тюрьмой, оказался чем-то вроде ручья под стеной, перекрытого с обеих сторон толстыми решетками. Изрядно смердящего ручья – кажется, таким образом здесь обустроили сортир. И одним богам известно, через сколько камер он еще проходит.