– Но я не вижу, как её склеили – это единый кусок стекла! Мне приходилось играть на хрустальных инструментах, но все они были не такие…
– Вы не увидите швов, для этого нужно иметь такие глаза, как у меня, – с этими словами механоид наконец обернулся к Ройри, и музыкант сглотнул ставшую почему-то приторно-горькой и вязкой слюну. Он снова опустил глаза на скрипку, – вы сейчас договариваетесь с собой, – незнакомец снова выпустил в сторону Ройри сигаретный дым, от которого враз захотелось курить и свело от голода живот, стало тоскливо, стыдно за себя, а ладони вспотели – так хотелось взять в руки эту бесценную, должно быть, скрипку, – вы скоро с собой договоритесь: вы решите, что если я – плод вашей воспалённой фантазии, то скрипка не существует тем более. Что если вы душевно больны, то это решит ваши проблемы с жильём и едой на некоторое время, и главное, что если это так, то вам ничем не будет грозить, если вы попробуете сыграть на этой скрипке, Ройри.
Музыкант вскинул вверх взгляд. Он убеждённо и взволнованно прошептал:
– Вы не существуете.
– Господин Ройри, вы не поедете в город, в котором вас всегда ждут, вы останетесь здесь, в Девятой Горе, и здесь вы умрёте. Скоро умрёте – сегодня. Вы возьмёте эту скрипку, и вы подниметесь туда, наверх, вы встанете у входа на мост, и вы сыграете этому городу его музыку. И когда вы будете играть, поднимаясь всё выше в своём мастерстве, изливая всё больше в мелодии свою душу, всю суть своего естества, всю свою сущность, я убью вас, и я вырву сердце из вашей груди, но когда я разожму окровавленные пальцы, там не будет ограническо-механической мышцы – там будет самоцветный камень, который я вставлю в Машину Творения. И мир, когда придёт ему время делать шаг вперёд, будет иметь силы сделать это.
– Я не стану этого делать, – рассмеялся Ройри, сглатывая при этом ком в горле и стараясь умирить взбесившееся сердце. – С чего мне делать это?
– Потому что вы больше ничего не можете.
Ройри встал, он собрался уйти, но, запихнув руки в карманы и сделав пару шагов в сторону дороги, снова вернулся назад, беспокойно сообщив:
– Пока я живу, я всегда что-то могу сделать.
Его собеседник промолчал и, убрав окурок, закурил снова. Ройри сделал ещё шаг, обойдя его кругом и зайдя так, чтобы ветер сдувал дым на него, таким образом оказавшись на прежнем своём месте. Он сказал ещё громче:
– Вы просто не можете существовать! Конечно, я знаю о механике мира, но Ювелир приходит только к великим. Он приходит к великим – не к таким, как я!
– Поглядите на скрипку: там, ближе к краю, всё-таки можно разглядеть швы склейки. Эта сеточка образовалась из-за того, что на инструмент попадала кровь. Кровь таких, как вы, господин Ройри. Кстати, – внезапно заинтересовавшись новой темой, спросил его Ювелир, – а я вообще правильно произношу ваше имя?
– На первый слог ударение, да… Верно, – Ройри сел. – А вы разве не читаете мыслей, не знаете, как меня зовут, просто так?
– Нет, я посмотрел ваше личное дело ещё в Храме, завтра я забуду эти детали. Важно сейчас то, каким светом горит ваша душа.
– И каким?
– Вы не поймёте профессиональных его описаний. Но суть знаете и сами. Так горят души, тянущие дороги над пустотой.
– Так, значит, я вроде как великий? Вы скажете мне сейчас, что музыку мою запомнят и мои ноты потом, через много-много поколений будут изучать и играть?
Ювелир отдал знак неопределённости, но потом всё же высказал свою оценку:
– Не думаю. Скорее всего, нет.
– Но как же?
– Вы говорите не для того, чтобы вас услышали. Вы говорите потому, что не можете молчать. Вы слышите музыку, которую ещё никто до вас не слышал, не для того, чтобы поделиться ей, а от того, что она – звучит. Вы играете не потому и не для того, чтобы кто-то сыграл после вас ваши ноты, причина этого в том, что желание играть – сильнее вас. И вот – вы посреди пустоты.
– Тогда почему вы здесь?
Сделав долгую затяжку, демон ответил:
– Потому что ваша музыка бессмысленна.
– Я никогда не знал отклика на то, что делал, – словно бы в оправдание себе развёл руками Ройри.
Великий демон Храма Ювелир посмотрел ему в глаза прежде, чем ответить:
– Если бы вы знали, что делаете всё верно, я не видел бы вашей души.
Ройри быстро кинул на него взгляд, а после опустил голову. Он мог бы ответить. Мог бы ответить так, как всем и всегда отвечал, но здесь и теперь, как и всегда прежде, он знал – его не станут слушать.
Он взял скрипку.
И он поднялся наверх, настроил инструмент и стал играть. И так он объяснял то, что не умел сказать словами. Он мучительно, скрупулёзно доказывал музыку этого города, он объяснял, разматывая, словно клубок ниток, всю душу этого огромного исполина, зажатого в горах.
Читать дальше