Евгения Мерцалова - Чумовые истории – 2

Привал у дуба, заставшего, похоже, ещё их прапрапрадеда; обмен историями – на этот раз и оставшемуся в небольшом городке Андре, и тем более приобретшему некоторый лоск Пьеру было что рассказать друг другу без лишних ушей. Рассказов накопилось достаточно и для трубочки, и для полноценного привала с едой и выпивкой; вот только Пьер из мешка достал не ожидаемую Андре бутыль вина, а какой-то кисет сродни табачному. Уже три года как в столице и два года как в городе, где был его университет, обретал популярность привезённый из колоний напиток, похожий на травяной отвар, только требовавший собранной особенным образом травы, произраставшей лишь в заморских тёплых землях. Готовить, впрочем, его можно было и в поле, так что вскоре уже Андре мог и сам испробовать этот загадочный «чай» – и признать, что напиток хоть и непривычный, но весьма достойный.

Всему в этом мире своё время и своё место – в этом, наверное, уверена каждая ведьма. Время собирать травы и время их заваривать, время лечить раны и время понимать, что кого-то уже не спасти. К счастью, последние уже лет пять никто не беспокоил ведьму с пустяковыми хворями, а потому вместо трав лишь лечебных она могла посвятить время сбору трав с иными свойствами. Добыча этой ночью выдалась на совесть, и даже пара замеченных в лесу силуэтов никак не сказалась на настроении старой знахарки: её добрые соседи давно уже не беспокоили её без нужды, а она, в свой черёд, не лезла в их дела.

Сейчас стоящий на огне отвар постепенно приобретал насыщенный чёрный цвет, и ведьма уже собиралась насладиться тем чаем, что можно собрать лишь четырежды в год, когда что-то изменилось. Всплывающие стебли разошлись в стороны, а из глубины котла начало появляться изображение: псарь и две его гончие с окровавленными мордами, бегущие по следу; сменившееся сценой с тем же псарем, склонившимся над одним из своих псов, ласково гладящим окровавленную изумрудную шкуру. Собаку уже было не спасти: даже будучи тварью из мира духов, с зияющей раной на боку она не могла бы дотянуть до рассвета, но загонщик отказался её добивать, вместо этого выбрав остаться с ней до последнего.

Андре был первым, кому пришло на ум добавить в этот заморский напиток местных трав для вкусу – и он, и Пьер неплохо разбирались в местных травах и могли отличить съедобное от несъедобного, так что парочка отважно углубилась в лес на поиски. Они затянулись, но спустя пару часов им удалось найти правильную полянку. На ней обнаружился не только крупный круг из несъедобных, увы, грибов, но и те самые травы, а значит, можно было возвращаться с добычей. Их небольшой лагерь за это время никто не тронул, и вскоре отвар, ставший куда более ароматным, набирал силу и крепость.

Андре же оказался первым, кто заметил что-то странное: вместо того, чтобы всплыть, стебли образовали кольцо, в котором появился силуэт бегущего сквозь лес мужчины, одетого на городской манер, хромающего на левую ногу, и… – к моменту, когда удивлённый фехтовальщик позвал кузена, травы вернулись на место, не позволив парню разглядеть ни черт лица, ни чего-то ещё, кроме гримасы боли. Быть бы Андре осмеянным за неумение пить, но не прошло и пяти минут, как из леса донёсся хруст веток, а вскоре и кусты на опушке их поляны зашевелились, пропуская бегущего человека.

Новоприбывший был встречен двумя извлечёнными из ножен шпагами, но не выглядел как лихой человек, скорее, как их жертва – тяжелое дыхание, хромота, костюм приличного человека из высшего общества с залитой кровью штаниной – с каждой подмеченной деталью Андре всё больше был уверен в том, что перед ними именно тот, кого он видел несколько минут назад.

– Благородные господа, прошу простить мне моё вторжение. Моё имя Дидье Алоиз дю Волг, и я вынужден просить вас о помощи, – мужчины хватило на то, чтобы выпрямиться, отвесить вежливый поклон, после чего, пошатнувшись, он едва не упал в костёр прежде, чем был подхвачен Пьером.

– А я тебе говорю, примета это дурная, пустая твоя башка! – переругивание не мешало двум гребцам на небольшой лодке бороться со стихией, напротив, придавало им сил. Хотелось, конечно, огреть веслом товарища, по чьей милости они сейчас оказались одни-одинёшеньки против стихии, но это могло и подождать момента возвращения на сушу.

– Сам ты дурная примета! – сплюнув попавшую в рот во время выкрика солёную воду, второй гребец прошёлся по всей родне первого, но его слова забрал и унёс очередной порыв ветра. Новый вал едва не опрокинул лодку, смахнув за борт часть их сегодняшнего улова, но до него уже никому и дела не было: самим бы вернуться.