Сергей Алексеев - Обнажение чувств

Женщин следовало гладить по волосам и ягодицам, что мужчины интуитивно и совершали. Сударев не поднимал вытянутой вдоль тела, руки, однако Анна ощутила его прикосновение, как Аркаша подзатыльник, и инстинктивно подтянула попу. Но гневная, не обратила на это внимания. К тому же, чуткий к женским эмоциональным переходам, обольститель чужих жен стал осторожнее в действиях и выражениях.

– Ну, хорошо. – вдруг согласился он, глядя на нее с интересом. – Все-таки ты другая женщина. Кажется, узнаю тебя, Марина Леонидовна. Или лучше называть Морено?

– Какая Морено? Вы с ума сошли? Бредите?

– Что же вы орете над усопшим-то? – оторвалась от чтения и сделала замечание старушка. – А ну как пробудите до срока? Он же ведь и так застрял, горемычный. Ни туда, ни сюда не может. А вы балаган тут развели! Отчитывать его мешаете…

Аркаша вскинул руки, заговорил шепотом:

– Все, беру слова… Я пока выкурю трубку, а ты посиди возле тела. Не будем ссориться рядом с усопшим.

Его податливость подломило женское сопротивление.

Первое усыновление Сударева было коротким, трехмесячным, но присвоило ему фамилию на всю жизнь, наградило сестрицей и первым опытом общения с женской половиной человечества. Все это он тогда и отнес к проявлению семейного счастья, ибо сам получил наставницу Лиду, и, доверившись ей всецело, принялся послушно изучать, как живут обыкновенные люди.

Жизнь свою он начинал в Доме ребенка, оставленный малолетней матерью – некой пятнадцатилетней девочкой, забеременевшей от такого же подростка. Имена настоящих родителей были в свое время так скрыты, что Сударев не смог разыскать потом, привлекая самые влиятельные службы. В шутку он называл себя ребенком Ромео и Джульетты, то есть дитем чисто литературным, и всерьез думал, что родители-подростки, наверное, страстно любили друг друга. Но законы и нравы не позволили быть вместе, их разлучили, а ребенка отняли, лишили родовой фамилии и с младенчества приготовили на усыновление. Подобную историю Сударев собирался изложить в своем романе о любви. Но чтобы не повторять классиков, мыслил перенести все это на индийскую почву, в стены храма Каджурахо, где существовал обряд жертвоприношения богине любви. Это когда новорожденных мальчика и девочку содержали при разных монастырях и с раннего детства прививали любовь друг к другу. К тринадцати годам она достигала такой силы, что когда жертвенных юношу и девушку вводили под храмовые своды, они умирали в объятьях от переизбытка чувств в момент оргазма. И вот Сударев хотел на основе этой легенды создать в романе свою, где влюбленная пара не умирает от соития, а только теряет сознание и под покровом ночи бежит из храма. В последствии у жертвенной девы рождается дитя любви, которое, собственно и становится героем романа.

Сударев считал себя таковым, поскольку даже в эгоистичный детский период любил всех окружающих детей и взрослых. И первую злость и обиду начал испытывать с отрочеством, когда начались мальчишеские драки. Он помнил себя, месяцев с девяти, со времени, когда еще ходить не умел и ползал в вольере, поскольку запомнил его металлическую сетку, оплетенную нитками. Нитки эти износились и хорошо тянулись, доставляя удовольствие детям – они казались вкусными. Когда Сударев встал на ноги, вольер перетянули веревочной сеткой, и поэтому можно было отбивать время осознанной жизни. Память, точнее, запоминание себя в пространстве началось с движения, и чем его было больше, тем ярче становились зрительные картинки, закрепленные в сознании с раннего детства. Запоминался бег по кругу, качели, игра с мячами, куча мала или просто валяние на ковре. До шести лет вопрос, откуда берутся дети на свете, ему в голову не приходил и придти не мог, ибо приютских детей воспитывали в пуританских обычаях, и даже читая сказки вслух, няньки не объясняли, что значит «Родила царица в ночь не то сына, не то дочь…». Загадок в этой строчке было столько, что она вообще оставалась непонятной, особенно слова сын и дочь, толковались которые нянями, как мальчик и девочка. А их давно уже поделили в разные группы, развели по своим спальням, и даже рядом на горшках посидеть теперь стало нельзя.

В общем, жизнь без семьи рождала одни только вопросы, и мир стал открываться и выстраиваться сразу же, как Сударева усыновили. Это было начало жаркого лета, и Подкидыша поселили в чердачной комнатешке, отдав под неусыпный круглосуточный надзор и покровительство любимой в семье, старшей дочери Лиды. Эта вздорная девчонка слушалась только отца, который детей пальцем не трогал, и обычно наказывала мать. Напротив, глава семейства гордился старшей дочерью, приносил ей подарки, хвалил и позволял шалости. Они часто уединялись и секретничали, Лиду он брал с собой на рыбалку, в лес, катал на мотоцикле, и сестрица говорила, что отец ждал мальчика, но родилась девочка. Потом и ждать перестал, усыновил детдомовского парня.