Лиза на секунду задумалась, трях- нула головой и посмотрела Игорю прямо в глаза.
Они вышли из кафе и сразу же оказались на Гоголевском. Вечер был осенний, хотя на календаре давно уже был декабрь. В воздухе пахло дождем и романтикой. Игорь взял Лизу под руку и повел к припаркованным «Жигулям» первой модели, но Лиза его остановила:
– Погода хорошая, может, пешком?
– Хорошая? – удивился Игорь. – До сих пор понять не могу, где зима? Скоро же Новый год.
– Ну так ты идешь?
– Конечно, давай прогуляемся немного.
По внутренней дорожке бульвара, сквозь густые сумерки столицы, пара вышла прямо к памятнику Гоголя.
– Ты чего такая грустная: смотри, даже Гоголь – и тот улыбается, – указал на памятник Игорь.
– Скорее ухмыляется, а вот прежний вид имел очень даже печальный, – не согласилась Лиза.
– Какой такой «прежний»?
– Здесь же другой Гоголь стоял, он переехал во двор бывшей усадьбы графа Толстого на Никитском, где Гоголь провел свои последние четыре года.
– А зачем поменяли?
– Сталину не нравился грустный Гоголь.
– Покажите мне хотя бы одного человека, который нравился Сталину.
Лиза улыбнулась:
– Здесь пролегал его путь от дома к Кремлю. «Каждый раз проезжаю, смотрю на Гоголя, и плакать хочется, а не работать», – говорил он.
– Москва слезам не верит, – согласился Игорь. – Смотрела?
– Не раз. Можно сказать, мой любимый фильм.
– Помнишь сцену, где Катя Тихомирова встречается с Родионом на скамейке?
– Конечно.
– Это снималось здесь, на этом бульваре, только в начале, ближе к «Кропоткинской». Сейчас дойдем, покажу. – Игорь, словно регулировщик, правой рукой указал Лизе путь следования. Через несколько минут они остановились напротив дома номер одиннадцать:
– Вот она, та самая, слегка обновленная.
– Ты серьезно? – Лиза посмотрела на сидевшую напротив них пожилую пару.
– Серьезнее некуда.
– Может, это они? – предположила Лиза.
– Ага, третья встреча, сорок лет спустя.
– А ты откуда знаешь?
– Я же на Мосфильме работаю.
– Тоже оператор? – улыбнулась Лиза.
– Актер второго плана.
– В массовке, что ли?
– Ну да, халтурил студентом. Сколько раз пришлось туда-сюда по бульвару пройти, я тут каждую травинку знаю. Я и раньше Гоголя не понимал, а в тот день просто возненавидел.
– Фантастику, наверное любишь? – рассмеялась Лиза собственной формулировке.
– В смысле?
– С женой мужней шашни разводишь.
– В детстве мне нравился Кир Булычев, – проглотил шутку Игорь и выпустил из своей руку Лизы.
– Ты помнишь его «Сто лет тому вперед?»
– Про Москву две тысячи восемьдесят второго года?
– Да. Она начинается как раз с Гоголевского бульвара будущего.
– Помню, помню. Лесные пущи соседствуют с мягкими подогреваемыми дорогами, а вокруг здания, выращенные из коралловых бактерий. – Вдруг Лиза почувствовала, что рядом с Игорем ощущает себя легко и свободно, как в студенческие годы. Ведь, оказывается, можно еще поговорить просто о фильмах, о книжках, или просто ни о чем, а не развивать бесконечно серьезные темы долга и ответственности. Счастья и безответственности, вот чего не хватало ей в жизни.
Первое правило большой любви: влюбись в себя – создай конкуренцию.
Эта фраза, брошенная когда-то ее матерью, стояла у нее перед глазами с самого утра. Даже сейчас, перед зеркалом, вглядываясь в себя, она задавалась вопросом: Любит ли она себя? Нет, не любит. Иначе бы и вопросов не возникало. У людей, которые любят и ценят себя, таких вопросов не стоит. Им просто негде стоять, нет места, все занято любовью? Сначала к себе, потом уже ко всем остальным. Именно любовь к самому себе и создает конкуренцию вокруг. Посмотрела она на сидящего за столом мужа. У того конкуренции не было.
– Ты сама загоняешься, я чувствовал, что сегодня вечером такое будет. Тебе нельзя так много работать.
– Угу. Придумай причину. Все молодые люди отдыхают, ездят, получают удовольствие от жизни, а вы нашли себе дурочку, которая еще и сама себя обеспечивает, вообще париться не надо, еще дела будет разруливать, вот лафа. Адьос, я так жить не буду и пофиг даже, что все эти свадьбы напрасно и т. д., я не своей жизнью вечно живу, когда ты это поймешь?
– Вот это совпадение, и я не своей.
– Я не буду рожать тебе детей, чтоб потом быть как в тюрьме привязанной. Я так и не успела пожить нормально, ты меня просто в клетку загнал. Вся жизнь: работа – кухня – болтовня о старых – работа – работа – работа – работа – кухня – болтовня. Максим! Мне не пятьдесят лет! А двадцать пять! Ты забыл? Мне скучно, я не вижу направления, ты меня никуда не ведешь. Можешь сваливать все на работу, которую ты сам мне подкинул, чтобы я не скучала и не сидела у тебя на шее, ты можешь свалить на что угодно, а я смотрю на молодых людей, свободных, не ограниченных всякой чушью, и мне завидно! Я сбегу, точно.
Читать дальше