Мишель Дарби - Философия лжи

– Главное, девочка, чтоб любовь была. Жизнь без любви – пустое времяпрепровождение. Вы ведь тоже его любите?

– Еще и как! Он меня на руках готов носить. Жаль только, что времени у него мало. Заступит на вахту – снова неделями не будем видеться.

– Я тоже своих мужей любила, – вздыхает Полина Михайловна и ведет меня в гостиную, – вот, они все тут.

Мы усаживаемся на диван.

– Геннадия Яковлевича я любила больше всех. Это была моя самая большая, зрелая любовь. Ах, какой был мужчина! Директор всех курортов в Крыму. Мы жили в Ялте. Вот если бы тогда моего Райциса во главе государства поставили вместо Ленина, он бы порядок навел!

С портрета на меня смотрит мужчина лет пятидесяти. Умные глаза, белая рубашка с кокетливой бабочкой вместо галстука.

Так в воспоминаниях проходят часа полтора. В семейном фотоальбоме – красивые лица. Родители, друзья, подруги. Сын… Мальчик лет шести. Единственный ее ребенок. Погиб в 1941-м в бомбежку.

Мне становится грустно. Мы с соседкой некоторое время молчим. Потом снова пьем кофе. Я звоню по телефону. На другом конце провода никто не берет трубку. Мне сегодня явно не везет. Хотя, как знать. Время, проведенное у Полины Михайловны не прошло даром.

***

…На дворе зима. Я не была в театре, отпросилась с работы. Наша улица Сухэ-Батора и крыша нашего дома номер тридцать в снегу. На дворе полно ребятни. Дети лепят снеговика. Мне в спину летит снежок.

– Тетя, а у вас дети есть? – Спрашивает меня девочка лет пяти в серой кроличьей шубке и с лопаткой. Я сажусь на корточки и рассматриваю ее. Пухлые щеки, голубые глаза и забавный, вздернутый кверху носик. Похожа на меня в детстве.

– Нет, малышка, деток у меня нет, но обязательно будут. Ведь я еще молодая, правда?

– Правда.

Я обманываю. Детей у меня не будет. Так мне сказал сегодня доктор. Домой идти не хочется. В голове песня Вероники Долиной: «Была я баба нежная, а стала баба снежная»…

Дома Славик, конечно, расстроился, но виду не подает.

– Врачи часто ошибаются, – уверенно заявляет он, – ты еще молодая, как Бог даст, так и будет.

– Ты веришь в Бога?

– Я верю в тебя, – улыбается Славик и кормит меня вкусными пирожками с картошкой. Славик печет вкусные пирожки.

***

Репертуар театра, в котором я работаю, редко пополняется новыми постановками. Одни и те же спектакли идут годами. Разве что другой театр к нам на гастроли приедет. Я гримирую актеров, можно сказать, с закрытыми глазами. Я с детства тянулась к творческим людям. У отца с матерью была художественная мастерская, они занимались живописью. Отец даже выставлялся во Франции, писал натюрморты необычной техникой. Прожив двадцать лет вместе, родители развелись и имели теперь отдельные мастерские. В детстве мама пыталась приобщить меня к изобразительному искусству, но мне ее занятия казались скучными. Я хотела танцевать. В восемь лет я поступила в балетную школу, но через два месяца бросила ее. Желания мои и сейчас быстро возгораются и быстро гаснут. Главное, что я поняла: я не в силах создать что-то сама. Хотя чувство прекрасного живет во мне.

Я стала гримершей и работу свою менять не собираюсь. В нашем театре меня все знают. По совместительству я числюсь здесь администратором. Нужны билетики? Пожалуйста! Сегодня, к примеру, у нас в гостях французский театр «Теамю». На сегодня все билеты проданы. Лике с другом я уже отложила ложу. По старой памяти обещала провести на премьеру даже своего бывшего мужа-тележурналиста. Хочется мне того или нет, а приходится часто видеть его физиономию по телевизору. Сашка тщеславен и непостоянен. Кто знает, сколько у него было после меня любимых женщин. Ведь у него что ни женщина, то любимая. Молодой еще. Моя мама сомневается, что он с годами поумнеет.

Вот наступает вечер. В театре аншлаг. На мне светло-коричневое замшевое платье. На шее – деревянный амулет в форме змеи. В ушах – серьги сибирских мастеров. Тоже из дерева. Подарок Славика. Волосы я люблю убирать кверху, половину из них закалываю на затылке шпильками, а остальные, завитые в локоны, пускаю струйками по плечам. Я называю эту прическу «Фонтаны Парижа».

В холле ко мне подходит моя подруга Лика с Аликом – толстеющим толстосумом, который до того в нее втрескался, что будучи человеком далеким от искусства, дал себя повести на эту премьеру. Держу пари: это его первое посещение театра.

Сейчас, во время перестройки, такие тузы называются «теневиками».

Лика не прогадала, подцепив Алика. На ней роскошное платье темно-синего шелка. В ушах бриллианты. На шее – непостижимое колье.