Наталья Алмазова - Морфоз. Повесть белой лилии

«…Сомнения – пасынки чувств. Страхи рождают тревогу и неуверенность, подрывающие осознание возможностей собственной воли. А ведь волею созидаются миры. Сам Абсолют есть лишь её овеществлённая ипостась. Он – воплощение Воли в действии, её дыхание. Указанием перста Его на свет рождается творящий аспект, преобразующий материю: Демиург, Создатель – как угодно. Бог. Вероятно, вы назвали бы это явление так. Сама по себе Воля лишена формы и очертания, она не имеет границ и потому неспособна вместить себя в ограниченное, однако, подобно светилу, что озаряет обращающиеся вокруг него небесные тела, не испускающие потоки лучистой энергии самопроизвольно, так и Воля осеняет касанием своим материальные объекты, в зависимости от близости их к круговращающему центру. Ах, да, я не уточнил, что материя бывает различна. И даже такой невесомой и тонкой, что её практически невозможно ощутить. Мировой эфир – это тоже разновидность материи, только иного свойства. Материя наравне с духом – неуничтожима и вечна. Это качество более или менее точно описывается вашим определением пракрити [4] Пракрити (санскр.), в др. – инд. мысли – первоначальная субстанция, природные условия чего-либо, материальная основа и первопричина мира объектов. Пракрити вечна, вездесуща, несводима к каким-либо конкретным элементам. Ограниченность и взаимозависимость всех объектов мира предполагает неограниченную и независимую причину их бытия. . Впрочем, не буду долго разглагольствовать по данному вопросу. Сейчас это тебе ни к чему, Мигель – мы уже достаточно о том говорили. И я многое поведал прежде, дойдя до предела понимания человека. Тратить время на пустую болтовню с использованием терминов, лишь в грубом приближении описывающих действительность – не слишком продуктивное занятие. Однако для таких, как вы, существует лишь два способа объяснения: трансцендентальное переживание, либо же речь.

Речь – отпрыск вашего чувственного осмысления мира, и для описания чего-то, лежащего вне умственного и визуально-тактильного восприятия, приходится использовать довольно затейливые аллегории, отождествляя явления духовные с материальными формами, которыми приходится оперировать для передачи сакральных апокрифических знаний. Символы делают полёт мысли более приземлённым. Любая формула, любой начертанный знак. Лишь вне выражения в формах обитают неомрачённые истины. Там, откуда я родом, мы не привыкли пользоваться речевыми конструкциями – они субъективны. Наше общение строилось на ментально-образном принципе передачи информации. Вне личностных оценочных характеристик».

Мне показалось, что монолог мой становится всё более туманным. Впрочем, невзирая на то, Мигель жадно ловил каждое моё слово. На бледном лице юноши отражалась молчаливая сосредоточенность. А в его светло-голубых глазах, опоясанных по контуру радужки сапфировою каймою, дробился рассеянный электрический свет, разбегаясь сотнями сверкающих бликов, похожих на солнечных зайчиков, пляшущих на поверхности бездонного озера.

Немного помолчав, я продолжил: «…Абрис духа, погружающегося в недра Несказуемого, размывает собственный силуэт до полного растворения. Капля, лишь отделённая от океана, имеет границу и оболочку, и положение в пространстве, как и чувствование этого самого пространства.

В пучине морской она вездесуща. Только движения Несказуемого – вздохи некоей божественной Воли, омывающей прибрежные скалы материи, порождают мириады искрящихся оформленных брызг. И каждая капля хранит в себе память целого Океана…»

Я снова отвлёкся. Но моего слушателя это уже не удивляло: он привык к моему своеобразному стилю изложения, с нескончаемою сменой тем. Мысли мои, некогда последовательные и логичные, стали путаться. Картотека познаний, в беспорядке разбросанная по лабиринтам души, представляла унылое зрелище. И всё же в хаосе и разрухе разорённой библиотеки порой попадались настоящие жемчужины. Откровения, которые этот молодой и увлечённый человек искал, и ради которых готов был слушать моё сбивчивое повествование хоть всю ночь напролёт. Он наивно полагал, будто бы мне известны все секреты мира, и я могу поделиться ими с ищущим сердцем. Я не желал разочаровывать Мигеля, потому до сих пор не развенчал этого заблуждения. Истории, что я рассказывал юному магу, причудливо сплетая вязь из множества реальностей, все до единой повествовали об эволюции Бытия, не имеющей ни начала, ни конца. О незатухающих колебаниях вселенского маятника меж Пустошью и Существованием. О беспричинности Первопричины, замкнутой на себе самой непрерывным законом Циклов. О пространстве духа и функциях материи. Материя, извечно облекаясь в формы, давала им назначение и свойства. Даже самая тонкая материя духа. Овеществлённые ею предметы, можно сказать, обретали индивидуальные имена. Я на миг задумался о себе самом: ранее у меня не было названия. Имя присвоил мне мой ученик, выхватив его из одной древней религии, как символ моего пути постижения – коллекционирования знаний – расчётливого, холодного и точного, как скальпель хирурга. Лишённого морали и жалости.

Читать дальше