Руслан Тимербаев - Станция

«Станция «Щелковская». Конечная. Поезд дальше не идет. Просьба освободить вагоны», – сообщил мне равнодушный голос динамика, ошарашив мое воспалённое сознание. Когда ты двигаешься в никуда слово «конечная» звучит совсем как приговор.

Вот и все, парень. Дальше уже деваться некуда. А ты думал, в этом вагоне можно до самого конца времен отсидеться. Только время хоть и относительно, но намертво привязано к пространству: там, где пространство упирается в тупик, и время тоже отгрызает от твоего пирога. И некуда тебе деваться. Может остаться тут? Спрятаться – и все. И тогда тебя не найдут. Говорят, что из того места, где ночуют вагоны, обычному человеку обратной дороги не найти. Что, мол, из депо только и знай, что подыхай. А может это и к лучшему. Куда теперь деваться.

Эх! Везде ведь достанут! Они-то могут. Ладно, что остается мне? Выйти – и в обратку. А там на кольцо. И кружить семь кругов в обе стороны. Интересно, есть ли тайное могущество у метро; магическая комбинация, которая бинарным кодом зашита в линиях и точках этой капиллярной сети метрополитена? Но о чем это я?! Надо найти срочно выход, а не воду в ступе толочь. Так! Соберись. Может выйти наружу, из душной подземки в душный город? Но нет сил двинуться. А надо, надо!

Двери приятным успокаивающим шипением расступились, и я вышел. В обе стороны двумя рядами, как недвижимые конвоиры, стояли столбы, поблескивая нефритовыми гранями. Они помнят многих отчаявшихся. Кого-то они оплакивали прямо здесь в этом не знавшем солнца подземелье железных драконов. А кого-то заочно. Они то знают, куда ведут все тропы отчаянья. Но ничего: это позади меня нет пути, а впереди- целых 21. Первомайская, Измайловская, Партизанская, Семеновская… Можно даже здесь, в чреве метро, потеряться и кто тебя найдет?! А что слева? Там лестница в небо. Конечно в городе до него ближе. Но там могут живо сцапать, поймать в силки как куропатку и даже пикнуть не успеешь. Такая силища за мной по пятам пошла. Вот жил ведь поживал. Зла не знал. Даже кошек кормил бездомных. Всегда у меня в кармане было немного для них, ленивых попрошаек. Даже не помню, когда я начал их подкармливать, просто захотелось – и все тут! Нет, не так. Когда своего потерял или сделал вид, что потерял. Точно уж и не разберешь. Марлен был чудовищного характера кот. Никто его не мог стерпеть, даже я. Но ведь есть долг. Наследство Экзюпери. Если приучил, значит не отпускаешь. Клянешь по чем зря. Чуть ли не в бок тапком, но терпишь. Слава богу удрал от меня. Наверно я ему так же был противен, как и он мне. Может от нелюбви ко мне Марлен и одичал. У них ведь тоже психика, почти как у человека. Я быть может ему жизнь сломал, когда подобрал его котенком, может он других хозяев ждал, поразборчивее был некоторых. А я его как последний шанс подобрал, чтобы не одному быть. Но Марлен поотважнее хозяина нелюбимого был. Вот и сбежал. А я опять же винился. Вот и кормил всех, кого не попадя. Зато нового бродяжку за пазуху засунуть не торопился. Ума все ж набрался. Нет у нас взаимности с кошачьим родом.

Опять мысли мылом из рук выскочили. При чем тут Марлен! Все не о том и не туда. А тут дело серьезное. Срочно в вагон под мерный тремор и усыпляющий гул. Доберусь до Курской, а там пусть сам Бог рассудит. Может забрезжит надежда какая, а может и финиш, финита ля комедия.

Вагон чистый почти стерильный. Мест не было, но я все равно бы не сел. Я не могу сидеть, когда вокруг так много стоящих. Дискомфорт буквально доводит до тошноты, что хочется встать резко и крикнуть всем: «Да вот, встал я, пожалуйста, садитесь, кто посмелее меня будет!».

Вглубь вагона, подальше от выхода, я не смел продвинутся. Все же так спокойнее: как никак малое, но преимущество. Резиновых ручек на поручнях не было. Их всегда нет. А стальной холодок поручней наводил на невеселые мысли. Мне все казалось, что это не поручни вовсе, а стволы орудий. И иногда я даже слышал и чувствовал, как они стреляют. Бред. Что за мысли опять.

Рядом со мной девочка сосредоточенно читала. Книжка была солидной, совсем не под стать ее хрупкой натуре. Она читала Камю, по крайней мере об этом мне сказали буквы на корешке. Я не видел обложки. Но был уверен, что это «Посторонний». Откуда я это взял? Может от того, что я ничего другого из Камю и не знал. И уж тем более ничего не читал. Видел лишь древнюю черно-белую экранизацию, на которую меня водила она, Вика. Будь она неладна. Все с нее и началось. Это вечное начало, с которого все начинается. С самых первых времен.