Клара Рутт - Паук

一 Станция “Щелковская”. Конечная. Поезд дальше не идет, просьба освободить вагоны.

Вася закинул рюкзак на плечо, двери вагона со вздохом открылись. Очередной понедельник позади, завтра будет полегче.

一 Необычные часы, 一 кто-то коснулся его руки на поручне.

一 Спасибо, 一 Вася обернулся. Позади стоял немолодой мужчина в джинсовой рубашке с клетчатым воротником и в соломенной шляпе. 一 Подарок… от друзей.

一 Выходишь? 一 незнакомец улыбнулся и кивнул на выход. Несколько человек успели пройти мимо, и вагон заметно опустел. Вася не стал мешкать, последовав за остальными.

На станции оказалось немноголюдно, несколько человек ждали метро у другой платформы, другие расходились по сторонам. Неудивительно: ему опять пришлось задержаться. Час-пик давно прошел.

一 Дорогой подарок, 一 Вася сделал шаг, но незнакомец вновь оказался рядом. 一 Хорошие друзья, должно быть?

Пришлось остановиться. Не хватало еще пустой болтовни под конец дня! У него был целый перечень забот, которыми он мог забить голову после работы. Сделки срывались одна за другой почти два месяца подряд, переговоры и бесконечные согласования не приносили результатов. Нужна была другая стратегия, другая тактика. Нужно было что-то менять, и вечер понедельника 一 отличное время, чтобы побыть в одиночестве и что-то придумать.

一 Ценный, 一 пробубнил. 一 Для меня.

Он кивнул, как бы намекая, что разговор окончен, и продолжил идти, но человек окликнул его:

一 Василий, должно быть? 一 мужчина беззастенчиво поднял глаза и протянул руку. Поезд с грохотом скрылся с платформы. 一 Меня Владимир зовут.

Вася выдохнул:

一 Чем могу помочь? 一 он все-таки остановился и скрестил руки на груди.

一 Рад знакомству! Я по часам вас узнал. По… пауку…

Владимир взглядом указал на часы, Вася натянул рукав джинсовки, пряча запястье под мышкой. Все-таки он не соврал: подарок и впрямь был ценен. Но теперь он предпочитал, чтобы его не узнавали.

一 Когда вернетесь? Вернее, я… знаю, что “Занос” закрыли, но, 一 он замялся, и Вася воспользовался моментом, чтобы наконец отвязаться от незнакомца. Очередной фанат. Кто-то из бывших зрителей, кто никогда не узнает, что произошло на самом деле. 一 Но как же дух свободы?

Мужчина крикнул в спину, его голос отозвался эхом по почти пустому перрону. Где-то под конурой метрополитена зародились звуки стучащих колес. Народ дождался своего поезда.

Вася выдохнул и ступил на лестницу. Он не намерен слушать. И он не намерен вспоминать.

一 Почему ты в метро? 一 Владимир сказал нарочно громко. Люди у платформы заозирались. 一 Поезд везет тебя по проложенной дорожке, а ты и рад! Рад? Ответь себе, кто ты без гонок? Без скорости? Без… свободы.

Поезд заглушил его слова, но Вася и так понял. Незачем было это говорить.

一 Ты под землей, знаешь это? 一 теперь Владимир заговорил тихо, будто знал, что Вася и так слышит. И он слышал.

一 Кто вы такой? 一 Вася сам подошел к мужчине. 一 Не вам судить мой выбор.

一 Конечно, нет, милок. Конечно, нет. Шагай наружу, 一 он кивнул на лестницу. 一 И не оборачивайся.

Больше мужчина ничего не сказал. Лишь развернулся и поспешил к крайней дверце вагона.

一 Осторожно, двери закрываются. Следующая станция “Первомайская”.

Вася проследил за мужчиной, но, зайдя в вагон, тот не обернулся. Двери захлопнулись, и поезд скрылся из виду. Теперь он точно остался один на перроне, и путь был один 一 наружу. Вне зависимости от того, что сказал этот человек.

* * *

И все-таки он разозлился. Не от того, что чужак влез в его жизнь, не от того, что прочитал нотацию и даже не от того, что растормошил воспоминания. Он мог бы даже и не думать на этот счет, но чем дольше шел, тем яснее понимал причину гнева 一 мужчина прав.

Слишком резко год назад закончилась глава его жизни. Слишком быстро разбежались друзья, пропали старые связи, и он почему-то смирился.

Винил себя? Да. Серега винил его? Безусловно. Вика пропала бесследно. А он был цел.

Машину восстановили и даже перевели гонорар за гонку, но это не имело значения. Больше он не имел права на счастье. Он потерял друзей, свободу, страсть… свой путь. Он заменил его офисными бумажками, свободу 一 графиком пять через два, гонки 一 метро. Так было проще. Словно он больше никому ничего не должен только потому, что платит страданием.

Вот только платит себе. А если точнее, никому, кроме собственного самолюбия.

Сумерки уже давно опустились, и Вася шел, ведомый лишь холодным светом от витрин и вывесок. И уговаривал себя, что эта дурацкая встреча в метро ничего не значила, будто ничего не произошло, и он шел домой, как обычно, после долгого трудового дня. Не помешало бы зайти за хлебом.