Дмитрий-Аристарх Борисов - Поминальный король

«Жалко у пчелки. Тебя опыт с Василием ничему не научил? Если вы работаете вдвоем с администратором, то можешь прощать ей все грехи. Но она разлагает команду. Думай с точки зрения системы. Девки создали секретный чат, значит, не ставят тебя ни во что. Исправь это», – голос Аристарха треснул, как в испортившемся радио, и исчез.

Дима поморщился, но нашел силы поблагодарить Ари. Он резко газанул, и «Кайен» рванул по дороге. Как неприятно слушать правду.

Дима доехал до Будапештской, ломая голову над этими вопросами. Вышел из машины и оценил свое состояние перед предстоящим разговором с Катей. Он сможет убедить администратора.

Он спустился в подвальчик. Перед тем как толкнуть дверь, посмотрел на часы – полседьмого вечера. Полчаса ему хватит – надо, чтобы администратор после разговора не работала, а пошла домой. Проявим чуточку милосердия.

Он увидел, что Катя сидит за столом и что-то набирает на телефоне. Девушка подняла голову, и он уловил взгляд, которым встречают добропорядочные граждане на улице подходящих к ним полицейских. Настороженность. Даже если твоя совесть чиста. Особенно если твоя совесть нечиста.

– Здравствуйте, Дмитрий, – она расплылась в улыбке, пряча в уголках глаз тревогу.

– Я бы хотел поговорить с тобой. Пойдем в большой зал.

Тревога плескалась в ее глазах, как вода в прыгающей чашке.

– Хорошо.

Ну что, серая волчица. Ты готова прыгнуть с плато? Как мой зверь из сна.

Он не будет говорить про опоздание с группой, иначе придется говорить про чат. А раскрывать свой источник информации – последнее дело. Да и девочки будут гораздо откровеннее, зная, что их не читают посторонние.

С другой стороны, можно и решить по-другому.

Первые пять минут, следуя правилу бургера (вначале и в конце разговора похвала, в середине – критика), Дима расспрашивал о последних заказах. И только потом перешел к делу.

– Катя, ты отличный сотрудник, и я очень доволен тем, как ты начинала работать, – девушка бросила на него затравленный взгляд. – Но в последнее время у тебя много ошибок.

– Каких?

– Ты не пробила чек после банкета, и нас оштрафовали. Ты не приняла крупный заказ, и клиенты уехали в другое кафе. Проспала?

– Будильник сломался, – прошептала Катя.

– Мне об этом сообщил агент, которому позвонили заказчики, – Дима решил придерживаться данной версии – не будет же Катя спрашивать заказчиков. – Я испортил отношения с агентом. Я хочу, чтобы ты нашла себе другую работу.

– Вы меня увольняете?

– Можно сказать и так. Я уверен, что на новом месте у тебя все получится.

– Я исправлюсь, Дмитрий.

– Мне не нравится твое отношение к работе и учебе. На занятиях ты работаешь хуже всех.

Катя заплакала.

– Пиши заявление, я дам тебе возможность отработать две недели. За это время можешь посмотреть варианты, куда уйти. Мне нравилось, как ты работала, но настало время нам двигаться в разные стороны.

– Я поняла, спасибо, – Катя всхлипнула.

Дима чувствовал себя палачом, по ошибке казнившим невиновного. Он сильно захотел на улицу.

– Я, пожалуй, пойду. Возьми завтра выходной, отдохни, приди в себя.

– Хорошо, – девушка смотрела на стену.

Позитивной концовки не вышло. Вместо бургера получился бутерброд колбасой вниз.

Дима вздохнул и вышел из зала.

– Братан, ну не стоит твоя машина столько. Максимум четыреста тысяч заплачу, – покупатель, здоровый мужик с хитрым прищуром, разглядывал выставленный Димой «Кайен». Они договорились встретиться в Парголово. Для Димы этот пригород Петербурга был полной Тьмутараканью, куда он из Купчино с учетом пробок добирался полтора часа, но желание продать машину и закрыть кредиты было выше. И он поехал. И покупатель за полчаса вытянул ему, как провода, все нервы. Здоровяк копался в капоте, гладил, как девушку, кузов, щупал каждую царапину на крыле и цокал языком, будто видел что-то выше его уровня понимания.

– Я покупал машину за семьсот тысяч, – выдавил наконец Дмитрий.

– Я куртку за три тысячи брал на Апрашке, а сейчас она стоит рублей двести, – мужик показал на себе потрепанную одежу, похожую на кусок брезента. – Я двадцать лет назад подтягивался двадцать раз, а сейчас лишь пять. Все стареет, братан. Это природа, блин.

– Но я бы хотел вернуть если не всю сумму, то хотя бы большую часть, – возразил Дмитрий. – Ладно, давайте за шестьсот пятьдесят.

– Последняя цена – четыреста. Больше это корыто не стоит.

Дима почувствовал, как гнев медленно зарождается в животе и подступает к горлу. Два последних дня он жил как на иголках. С тех пор как Олю увезли в больницу на Чугунной на сохранение, он не находил себе места. Мысль потерять дочку терзала изнутри. И настроение металось, как стрелка сломанного компаса – во все чертовы стороны.