Эли Макнамара - Магазинчик счастья Кейт и Клары

Я закрываю рукой объектив.

– Мама!

Я качаю головой. Она неохотно опускает телефон.

– Могу я называть вас друзьями? – вопрошает Джулиан, и его утонченные черты омрачаются выражением беспокойства. – Мой отец на протяжении стольких лет был неотъемлемой частью Сент-Феликса, что я считаю всех вас его семьей и друзьями, а значит, и моими тоже.

Поппи фыркает и тотчас, желая скрыть свое веселье, делает глоток апельсинового сока.

Джулиан, похоже, чувствует скептическое отношение толпы и встревоженно глядит в нашу сторону. Он вдруг посылает мне обезоруживающую улыбку.

Я вежливо улыбаюсь в ответ.

– Это твой шанс, – бормочет Поппи, толкая меня локтем.

– Не думаю, – кривлюсь я. – У меня высокие запросы.

– Зато он при бабле, – весело шепчет Поппи. – Теперь, когда папаши больше нет, все денежки должны быть его. Если сможешь игнорировать растительность на лице и вкрадчивый голосишко – он твой.

– Хватит! – шиплю я, стараясь не расхохотаться.

– На протяжении многих лет Сент-Феликс был неотъемлемой частью жизни моего отца, – продолжает Джулиан, – и потому он любил рисовать его в своей собственной уникальной манере. – Он указывает на полотно у себя за спиной. – Поэтому я знаю, он пришел бы в полный восторг, узнав о том, что все его городские пейзажи выставлены этим летом в галерее «Лайл», чтобы вы, его жители, и все гости Сент-Феликса могли ими любоваться. – Мы поднимаем руки для аплодисментов, но Джулиан продолжает: – Более того, я уверен, что благодаря этой выставке в скором времени многие из вас, владельцев малого бизнеса, будут благодарить моего отца за еще больший приток посетителей нынешним летом. Поэтому я прошу вас поднять бокалы в знак признательности гению, каким был и остается мистер Уинстон Джеймс!

– Он меня почти убедил, – говорит Поппи, когда мы без энтузиазма поднимаем бокалы, – но потом он заявил, что нам следует быть признательными, и хотя я согласна, что туристы нам всем на пользу, но какой-то он напыщенный, не находишь?

– Он кажется очень самовлюбленным, – говорю я, оглядываясь по сторонам в поисках Молли, которая, похоже, куда-то ускользнула.

– Помпезность так и прет из него, – с присущей ей прямолинейностью говорит Поппи. – Ой, извини, Кейт, я только что видела Риту. Мне нужно поговорить с ней насчет поставки цветов на свадебный банкет в «Веселой русалке». Я мигом.

Поппи машет Рите и пробирается сквозь толпу посетителей, многие из которых теснятся вокруг Джулиана.

Куда запропастилась Молли , снова думаю я, глядя по сторонам. Сбегать – это на нее не похоже.

На самом деле нужно признать, что в последнее время это стало на нее похоже. С тех пор как несколько лет назад у Молли начался подростковый возраст, она изменилась – не физически, она по-прежнему маленькая и худенькая, а иначе. Теперь она носит джинсы, тяжелые ботинки и футболки с вызывающими принтами. И дело даже не во внешнем виде, главное, что она становится все более независимой.

Понимая, что глупо стоять столбом, когда рядом никого нет, я поворачиваюсь к ближайшей картине и делаю вид, что внимательно ее изучаю.

Поппи права: на первый взгляд его стиль напоминает детскую мазню. «Гавань Сент-Феликса на закате» значится на бирке внизу.

Хм… а что, пожалуй , думаю я, присматриваясь к холсту. Без труда узнается примечательная городская гавань с маячком вдали, а на переднем плане побеленные каменные домики, которые и сегодня стоят там, правда, сейчас в них преимущественно обосновались магазинчики, кафе и гостиницы, а не семьи рыбаков, как это было в пятидесятые. Но перспектива кажется нарушенной – возможно, намеренно? Кроме того, художник использовал в своей работе базовые линии и мазки, и благодаря этому в ней угадывается детский взгляд на рыбацкую деревушку, которую я сегодня называю своим домом.

– Эта одна из моих любимых, – слышится у меня за спиной низкий, хорошо поставленный голос.

Я разворачиваюсь и оказываюсь лицом к лицу с Джулианом Джеймсом – от такой близости мне становится некомфортно. Он стоит с бокалом красного вина, которое медленно потягивает в ожидании моего ответа.

– В самом деле? – вежливо осведомляюсь я и снова поворачиваюсь к картине. – И почему же?

– Разве не очевидно? – Джулиан наклоняется ближе к полотну и ко мне.

– Может, вы меня просветите?

Запах дорогого лосьона и красного вина бьет мне в ноздри, между тем как я ожидаю услышать пространные рассуждения о качестве освещения, мастерских мазках, глубине и настроении.