Я предложил проводить Эби после школы, но она, усмехнувшись, сказала, что я переоцениваю наши отношения. Убедив себя, что Эби вела себя так, лишь потому что рядом была Моника, я пошел домой один. Уже на полпути я осознал, что домой меня мог подбросить Скотт. Зато я погулял на свежем воздухе. Хотя, на самом деле, этот день отличался изнуряющей жарой, так что плюсов было мало.
Уставший, медленно бредущий домой я снова вспомнил свою борьбу. В моей памяти всплыло лицо девочки, которую я часто встречал в клинике, когда мама привозила меня на процедуры. Эта девочка была младше меня, ее звали Шэрон. Мы познакомились в тот день, когда меня ожидала первая химиотерапия. Она была совсем малышкой, но говорила очень хорошо, выговаривая все буквы. Мы с мамой сидели на диване в коридоре, перед кабинетом, и меня пробирала жуткая дрожь. От страха я не плакал, но, если честно, очень хотелось. Тогда ко мне подбежала та самая девчонка: из-за отсутствия волос на голове, лицо казалось очень большим. Она широко улыбалась, огромные голубые глаза блестели, в руке таяло мороженое в рожке. Подбежав ко мне вплотную, она остановилась и, все еще улыбаясь, уставилась на меня. На мгновение мне показалось, что она отключилась, ибо признаков жизни она совершенно не подавала. Но девочка резко моргнула, словно очнулась, протянула мне маленькую ручку и громко крикнула:
– Шэрон Смит!
Я вздрогнул, испуганно взглянул на нее, осторожно сглотнул слюну и повернулся к маме, моля о помощи.
– Думаю, тебе стоит тоже представиться этой юной леди, – шепотом произнесла она.
В очередной раз осознав свою беспомощность, я наклонился к девочке, протянул руку и едва заметно улыбнулся.
– Меня зовут Лиам Байатт.
Шэрон крепко сжала мою руку и потрясла в воздухе. Она была настолько жизнерадостной, что я невольно подумал: «Она слишком счастливая, чтобы находиться здесь».
– Ты хочешь мороженое, Лиам?
Она протянула мне рожок; шоколад на кончике в считанные секунды готов был капнуть на пол. Я осторожно лизнул растаявший шоколад, предотвратив аварию, и благодарно кивнул. К нам приблизилась женщина в белоснежной блузке и темно-синей юбке-карандаш.
– Извините, я совсем не успеваю следить за ней, – смущенно проговорила женщина, пытаясь взять дочь за руку.
– Вам не за что извиняться, у вас прекрасная малышка! – моя мама всегда была добродушна с незнакомцами. Это довольно-таки просто, ведь еще не знаешь, что кроется внутри человека. – Хотите присесть?
Женщина улыбнулась и приняла приглашение. Пока мамочки болтали, Шэрон показывала мне браслеты, которые лежали в ее маленьком рюкзачке. Я до сих пор помню один из них – на резинке, состоящий из мелких оранжевых и бежевых бусин и искусственных морских раковин. Она рассказывала, откуда у нее каждый из браслетов: этот мама купила в торговом центре на прошлой неделе, этот бабушка прислала из Мадрида, этот обменяла у девчонки через два дома. Рассказ о каждом сопровождался широкой улыбкой, не менее широко раскрытыми глазами и амплитудными взмахами маленьких ручек. Узнав, что мне одиннадцать, девочка немного засмущалась, после чего вернулась в прежнее расположение духа и гордо произнесла, что ее подружки сыпью покроются от зависти, когда узнают, что она завела такого большого друга. Рассказав мне еще несколько историй – о салате, приготовленном для мамы из банана и картошки фри, и о разбитой коленке пару недель назад – и еще несколько раз угостив меня мороженым, Шэрон пальчиком попросила наклониться поближе и сказала мне на ухо:
– Не заводи подружку. Скоро я вырасту, мне тоже будет одиннадцать, и тогда я буду твоей подружкой.
То, насколько она была милой, растопило мое сердце. Я улыбнулся и согласно кивнул.
Вернувшись домой, весь вечер я провел возле зеркала, ожидая, когда мои волосы начнут выпадать. Тогда я до сих пор не верил, что у меня рак.
Мама сказала, что Шэрон четыре года и у нее рак крови – лейкоз; миссис Смит узнала об этом на втором году жизни дочки.
Все эти годы, пока я был болен, я встречал Шэрон в клинике. Каждый раз она рассказывала мне все новые и новые истории, крепко обнимала, а иногда даже танцевала для меня. И при каждой нашей встрече она спрашивала, не завел ли я подружку.
Я очнулся от своих мыслей, когда был в нескольких метрах от дома. Мне стало стыдно за самого себя – Шэрон было уже десять, но я не видел ее почти год, с тех пор как выздоровел. Острое желание увидеть эту девочку настолько сдавило мою совесть, что я прошел мимо своего дома и направился в клинику.
Читать дальше