Мама Сидорова: Вот и молодец, что оттачиваешь.
Сидоров: Ведь я умею писать страшно. Смотри, вот этот отрывок из моей повести ужасов «Маразматики, или Возмездие навылет», он же по-настоящему страшный, вместе с тем реалистичный! Когда я его писал, у меня мурашки по спине ползали.
Находит нужный файл и с выражением постепенно нарастающего на лице ужаса зачитывает.
В парке была детская площадка, а на детской площадке – песочница. В ней, благо погода стояла теплая и солнечная, играла в кулички маленькая девочка. Неожиданно к девочке подошел хулиган и отоб рал у нее совочек. Девочка заплакала, размазывая по щекам слезы обиды.
«Как вам не стыдно, молодой человек?» – обратился к хулигану Любомир Иванович, проходивший поблизости.
«Тебе чего, дядя?» – взъерепенился хулиган и пырнул Любомира Ивановича ножом в живот. После этого схватил совочек и убежал.
«Аааа!» – страшно закричала девочка, лишившаяся совочка.
Любомир Иванович пошатнулся и выронил портфель, пытаясь засунуть выпавшие внутренности обратно в живот. Потом упал на газон и затих, конвульсивно подергиваясь конечностями.
Все это происходило на глазах Степана Валериановича, старого друга Любомира Ивановича.
Мама Сидорова: Аааа!
Сидоров( с воодушевлением ): Пробрало? Наконец-то, пробрало?! Признайся, тебе стало по-настоящему страшно?
Мама Сидорова: Что это такое?
Указывает на диван, откуда из-под одеяла свешивается длинный хвост.
Сидоров: А, это. Это варан.
Мама Сидорова: Кто?
Сидоров: Большая ящерица с Комодских островов. Я его сегодня на улице подобрал. Смотрю: лежит под деревом, и никому до него дела нет. Я и подумал: этому одинокому существу еще хуже, чем мне.
Мама Сидорова: Вот как?
Сидоров: В свернутом состоянии он напоминает рогалик, поэтому я назвал его Рогаликом.
Мама Сидорова: Действительно, напоминает.
Сидоров: Рогалик, Рогалик…
Хвост на диване оживает.
Мама Сидорова( просительно ): Сыночек…
Сидоров: Что, мама?
Мама Сидорова: Нет, ничего. Ты не знаешь, вараны с Комодских островов пьют пастеризованное молоко?
Сидоров: Не знаю.
Мама Сидорова: Пойду налью вам с Рогаликом пастеризованного молока.
Сидоров: Мне не надо. Я занят.
Мама Сидорова: Продолжишь оттачиваешь стиль?
Сидоров: Да. Продолжу.
Мама Сидорова: Отточишь и понесешь в издательство?
Сидоров( с надрывом ): Что же мне еще остается, если я родился писателем? Я не виноват, мама – это ты меня таким родила.
Мама Сидорова: Но…
Сидоров: Не начинай сначала, прошу тебя.
Мама Сидорова: Может, попробуешь отнести в издательство что-нибудь другое? Если не печатают романы ужасы, напиши про любовь.
Сидоров: Я мастер ужасного жанра.
Мама Сидорова: Мне тетя Сима недавно дала почитать одну очень увлекательную книжку про любовь…
Сидоров: О чем ты говоришь, мама? При чем тут тетя Сима? Про какую увлекательную любовь? Эдгар По и не подумал бы писать про любовь, даже под угрозой смертной казни! Лавкрафт и Амброз Бирс на любовь чихали! И у Гоголя про любовь практически ничего не написано! А Достоевский спал со своими машинистками – вот тебе и любовь!
Мама Сидорова: Ты мог бы…
Сидоров: Нет! Ни за что!
Мама Сидорова( вздыхая ): Пойду принесу Рогалику молока.
Уходит на кухню.
Сидоров: Теперь ты понимаешь, Рогалик, отчего мне грустно? Ты мне сочувствуешь, дружище?
Хвост на диване утвердительно помахивает в ответ.
Кабинет издателя художественной литературы. Издатель сидит за столом, рядом с высоченной стопкой сложенных на полу рукописей. В дверь робко заглядывает Сидоров.
Сидоров: Можно?
Издатель: Проходите, проходите, молодой человек. Как ваша фамилия?
Сидоров: Сидоров.
Издатель: Как Сидоров? Тот самый Сидоров?
Сидоров( он ошеломлен. Только и может произнести ): Сидоров.
Издатель: Это вы написали?
Роется в рукописях. Выуживает одну из них.
Издатель: Сидоров. «Маразматики, или Возмездие навылет». Это ведь ваше?
Сидоров: Мое.
Издатель: Поздравляю, Сидоров, мощно пишете. Вы перспективный. Да какое там перспективный, что я говорю! Вы, несмотря на молодость, сложившийся мастер хоррора.
Читать дальше