Этьен Экзольт - Наслаждение

Черная лестница вознесла нас, темно-синий, в раскидистых алых цветах ковер провел в правую сторону и мы остановились перед дверью, за которой теперь блаженствовала тишина.

Банкир прижал палец к губам, требуя от нас молчания, как будто имелось у нас намерение производить ненужные звуки, склонился к двери и сощурился, прислушиваясь. Словно в ответ на его движение, замеченное таившимся в комнате чудовищем, из нее раздался высокий протяжный рев и что-то загремело, сдвинулось, покатилось по полу, ударилось о стену, звонко всхлипнув, но едва ли разбившись.

Мужчина испуганно отступил от двери, взглянул на меня, приподнял брови и вздохнул, извиняясь, пожал плечами. Руки его беспомощно разошлись в стороны и я увидел, что он готов зарыдать. Перчатки покинули мои руки, Кабросс подхватил их, передал мне саквояж. Дважды ударив по плечу банкира в ненужном утешении, я решительно открыл дверь и переступил высокий порог.

Хаос объял всю ту просторную комнату. Пол ее усыпали осколки разноцветного стекла, обломки фарфора и мрамора, в самых крупных из которых угадывались яркие южные цветы и изящные черты некогда украшавших помещение бюстов. Высокое зеркало стоявшего возле левой стены трюмо сохранило в себе едва ли треть стекла и она также готова была покинуть его, влекомая протяжными трещинами. Многие из бутыльков, флаконов и коробочек, неисчислимых и занимавших некогда всю поверхность длинного трюмо, были теперь повалены, перевернуты, низверглись на пол, где раскрылись или разбились, изливая и рассыпая свое содержимое, смешавшееся, растворившееся, впитавшееся в черный ковер пола, отчего в воздухе не осталось места ни для чего, кроме тяжелого, вязкого, едкого и сладкого аромата, тошнотворного, требовавшего немедленной слабости, намекавшего на нечто гнилостное и подземное, словно исходил он от разъяренных ядовитых слизней. Посреди комнаты, занимая половину ее пространства, темнела громада широкой кровати, прикрытой с правой стороны сдернутым пологом. С другой стороны, держась рукой за резной столб изножья, стояла, чуть согнувшись и тяжело дыша, молодая женщина в темно-синей ночной рубашке, короткой и прозрачной, позволявшей разглядеть все изящества и красоты ее взывавшего к материнству тяжелого тела. Рыжие ее волосы, растрепанные, спутавшиеся, мокрые от пота, закрывали лицо, но при моем появлении она выпрямилась и отбросила их, взглянув на меня с забавляющимся, озорным вызовом. Должно быть, она ждала своего мужа, но, стоило ей увидеть, кто именно оказался перед ней, как все в ней изменилось. Дверь закрылась за мной, повернулся в замке ключ и мы остались в душной тишине. Расслабившись, всплеснув руками, женщина бросилась ко мне. Руки ее обняли мою шею, груди ударились о меня, горячее тело прильнуло ко мне, волосы защекотали шею.

– Доктор, наконец-то! – она всхлипнула, прижимаясь еще сильнее. Чуть присев, я осторожно опустил на пол саквояж и приобнял ее, чувствуя под тонкой тканью взволнованную дрожь. – Он сказал мне, что позвонил вам, но я ему не поверила.

– Почему же, милая? – я осторожно обхватил ее за плечи, развернул, мелкими шажками направил к кровати. – Ваш муж всегда беспокоится о вашем здоровье.

– В прошлый раз он сказал, что вы слишком дорого ему обходитесь. – она села на край кровати, провела ладонью надо лбом, отбрасывая назад волосы, тряхнула головой, выглядя уже намного более спокойной и уверенной. К ней вернулась горделивая осанка, какой восхищались все столичные жиголо, а высоко поднятый подбородок явил мне острый, резкий, точный профиль, состоящий из прямых и ровных линий, явно указывающий на родство с древними северными родами. Глубоко вздохнув, она стерла со лба пот и медленно опустилась на кровать, положив голову на синий шелк подушки.

Весьма вероятно, что муж говорил ей совсем другое, но она обошлась со мной милостиво, не решившись передать мне его истинные слова. Услуги мои действительно стоили немало, но обычно мужья соглашались с их эффективностью и необходимостью. Большинство из них предпочитало сохранять меня в качестве постоянного наблюдателя за состоянием их жен, платило мне за профилактические посещения и осмотры, не забывая и про небольшие подарки, естественным образом приводившие к улучшению наших взаимоотношений. Иногда я проводил приятные вечера у моих клиентов отнюдь не по вызову, но будучи приглашенным на ужин и карточную игру, остерегаясь, впрочем, какого-либо недопустимого сближения, ибо не был уверен в том, что в следующем году все еще буду проживать в этом городе. За свою жизнь я уже немало путешествовал и привык считать временным любое свое жилище, каким бы приятным или уютным оно ни было. Конечно же, рано или поздно я должен был осесть, следуя примеру своих коллег, но до сих пор время это не пришло. Не далее как несколько месяцев назад Кабросс нашел возможным упрекать меня за нежелание принять приглашение моего старого учителя и перебраться в столицу, где, несомненно, мой доход возрос бы многократно. Если верить услышанному мной от проезжих коллег, узнанному из писем моих однокурсников, то положение дел в том великом городе ухудшалось едва ли не с каждым днем и врачи моей специализации требовались со все возрастающим количеством. Но сразу же по окончании университета я успел год поработать в тени державных башен и даже тогда обстановка показалась мне изматывающей и подавляющей. Не желая, по примеру некоторых коллег, обращаться за помощью к различной опасности препаратам для поддержания в бодрости тела и разума, я предпочел уехать в провинции, проведя некоторое время и за границей, и вполне успешно существовал таким образом и до сих пор, заработав себе некоторую известность и довольствуясь тем.