Артём Кайнов - Проклятый Рай. Здесь есть всё, о чем ты мечтал, но нет того, без чего не можешь жить

Он вернулся на кресло. Он был задумчив. Он подпирал кулаком висок, но ничего не мог придумать, как бы ни силился. Но вдруг в его голову проникла блестящая идея – Гуес будет противостоять всему мерзкому и пошлому, что за долгие годы скопилось на девяти этажах! Он обрадовался. Он запрыгнул на подоконник, ловко проскочив под тюлем и нацепив его плащом на плечи. Перед ним в окне простерлась белая бездна с множеством домов-коробок, разделенных жирными линиями дорог, а также штрихи черных стволов с ежовыми кронами и расплывчатое озерцо света на парковке с десятком полузаснеженных машин. Стекла он перед собой не ощущал, даром что оно и было покрыто виньеткой инея и кое-где испачкано. Словно не существовало никакой комнаты, а была только аскетическая пещера в высоких отвесных скалах, где нечем дышать из-за свирепых вьюг и разреженной атмосферы, – единственный приют для изгнанника и инакомыслящего. Да, сейчас он чувствовал себя покорителем Эвереста, эмоции лавиной просились наружу, но никак не облекались в форму. Это сродни детскому лепету. Однако вдруг, сам того не ожидая, он перевоплотился в одного из популярных героев комиксов – Роршаха – и с хрипотцой возвестил один его монолог, который знал наизусть. Перекинув край тюля через голову и заткнув его за уши (таким образом, синтетическое забрало и капюшон сращивались в полноценную маску), Роршах сел на корточки и замер.

Собачья туша в переулке поутру, след шин на разорванном брюхе. Этот город боится меня. Я видел его истинное лицо. Улицы – продолжение сточных канав, а канавы заполнены кровью, и, когда стоки будут окончательно забиты, вся эта мразь начнёт тонуть. Когда скопившаяся грязь похоти и убийств вспенится до пояса, все шлюхи и политиканы посмотрят наверх и возопят: «Спаси нас!». Ну а я прошепчу: «Нет». Теперь весь мир стоит на краю, глядя вниз, в чёртово пекло. Все эти либералы, интеллектуалы – сладкоголосые болтуны, и отчего-то вдруг никто не знает, что сказать. Подо мной этот ужасный город. Он вопит, как скотобойня, полная умственно отсталых детей, а ночь воняет блудом и нечистой совестью.

Примерно через пятнадцать минут к нему полностью вернулся рассудок. На экране озорничала реклама: показывали колбасу, шоколадные батончики и прочую пищу. «Однако нехило меня накрыло», – подумал он, игнорируя урчание в животе. Разнородный пласт тканей с покрывалом сверху все никак не мог его согреть, заставляя думать о начале простуды. Можно представить, какой будет морозильник, оставь он комнату проветриваться. А проветривать было нужно, иначе чего доброго кто в секции учует, хоть это и маловероятно. Н-да, давно с ним такого не было. Что-что, а здравую дурь Минога доставать умеет. Роршах… Благо еще в окно не вывалился. Ни тебе подвигов, ни славы, и кайф обломался. Резкие заголовки интернет-новостей: очередной торчок сгинул в водовороте реальности, нахлебавшись гадости похоронного быта. Черт возьми, сколько можно ловить себя на мысли, что в здравом уме невозможно находиться в собственной комнате? Достаточно взглянуть на этот засаленный тюль, и сразу чувствуешь себя овощем, насмерть лечащимся в какой-то психушке, в одиночной палате. Или что там у них? Карцеры, вип-комнаты таблеточного отпевания? Ах, дорогуша, как на тебе хорошо сидит смирительная рубашка, так и хочется с ложечки покормить!

Он встал и прошелся по комнате, чтобы как-то раскачаться и наметить план действий. В голову ничего не приходило – может быть, из-за того, что намечающийся писк мысли заглушало нескончаемое урчание? Итак, на повестке дня (он достал из джинсов айфон, чтобы посмотреть время), верней, вечера стоит, точней, лежит этакая запеченная туша, фаршированная яблоками, посыпанная петрушкой-лаврушкой и прочей зеленью. Прямо чтобы как на картинках в рецептах: свинина с золотистой корочкой и наливным яблоком в пасти. Ммм. Смеагол 3 3 Персонаж книг Д. Толкиена «Хоббит, или Туда и обратно» и «Властелин колец» хочет кушанькать. Да только, увы, ничего подобного он в жизни не увидит, хоть и не перестанет ежедневно заглядывать в холодильник в надежде выявить в нем способности Скатерти-самобранки или Мельницы-вертельницы. Н-да, помнится-помнится, как они уссывались накуренные, когда дед со всей своей лесной братвой нудил эту песенку. Мельница-мельница-мельница-вертельница, опля!

Надев свои кожаные ременные тапочки, он прошаркал по комнате, выглянул в секцию и тут же скрючился под увесистым снопом света, точно вампир. Тому виной служил неестественный распорядок дня: днем Гуес либо спал, либо истерически блаженствовал, запершись и занавесившись, а ночью уже бодрствовал. Немудрено, что от света как такового он отвык. Если бы, допустим, засвечена была лишь часть кругозора, третья или четвертая, как при фонарном освещении ночью, – это было бы еще терпимо. Однако с таким солнечным цунами даже самый что ни на есть нормальный человек, только что отошедший ото сна, не встретился бы без колебаний. Холодильник «Днепр» тихонько скрипнул, прогремев, и застенчиво продемонстрировал проголодавшемуся всю скудность своего внутреннего мира. Пластмассовые полочки, треснутые и грязные, были почти пусты – кое-где валялись непонятные заскорузлые объедки и крошки – чем тебе не еда? Но рядок аптечных пузырьков в дверце, старых и тайных, брякнувших при открывании, слегка отбили аппетит у Гуеса, тем самым выручив бедняжку на мгновение. Кстати, может быть, именно поэтому он до сих пор не выбросил их в помойку.